Негромкий бабах, запах горелого дыма, сотрясение от упавшего тяжёлого тела.

За стеной сообразили, что дело неладно. Зашуршал отодвигаемый засов, дверь приоткрылась.

— Спокойно, Маша! Я Дубровский! — звонко выкрикнул я в опешившее лицо верзилы, возникшего в дверном проёме, и с нескрываемым удовольствием двинул ему в челюсть, используя разряженный пистолетик будто кастет.

Когда делаешь от души, результаты впечатляют. Верзилу как ветром унесло, а ведь по габаритам он немногим уступал медведице.

Дальше что? Не было ни малейшего плана, действовать приходилось наобум. Скоро сбежится вся дворня, а она за милостивого барина горой. То бишь пора рвать когти, не то будет поздно.

И снова до боли жаль, что единственная моя суперспособность — телепатия — испарилась. А то я бы давно вызвал всю нашу кавалерию. Она держалась неподалёку. Иван и ещё парочка доверенных ребят жили в лесу, в смастерённом собственными руками шалашике. Но как до них дозовёшься? Ори — не ори, бесполезно. Не услышат.

Остаётся надеяться на себя, на невеликие мои силы.

Конечно, верзила был не один! Сначала в коридорчике материализовался дюжий хлопчик самого бандитского виду, потом ещё, и ещё…

А вот и их милость пожаловали! Явились — не запылились.

Губанов хмурился и смотрел на меня с изумлением. Вряд ли ему в голову приходило то, что соглядатай, которого он списал в расход, вдруг окажется настырным и живучим. Озадачил я его преизрядно.

— Каков молодец! — сказал он, обращаясь к своим людям. — Не струсил! Ей-богу не струсил!

Его гладкостриженная голова на сей раз не укрытая париком, повернулась ко мне:

— С ведмедом что отворил, признавайся?

— Пристрелил, — скромно пояснил я, указывая на дымящийся пистолетик и одновременно сожалея, что это не ПМ и тем более не «Стечкин».

— Изверг! Такую животину не пожалел, — опечалено произнёс Губанов и добавил в адрес готовых сорваться по его команде мордоворотов. — Погодите малость, никуда он от нас не денется. Говори, шельма, кто таков будешь на самом деле и что тебе надобно?

— Что ж сразу не спросил?

— Осерчал больно. Водится за мной сей грех.

— Да за тобой, любезный, грехи куда страшнее водятся. Измену затеял, шашни с цесарцами закрутил.

— Какая ещё измена? — зашумел Губанов. — Цесарцы наши союзниками.

— Даже союзников не стоит посвящать во все тайны. Сдавайся, Губанов. Государыня Анна милостива, авось не станет казнить, а помилует. Про то, как ты со мной обошёлся, я никому сказывать не стану. На сём крест готов целовать.

— Из Тайной канцелярии, выходит, будешь?

— Из неё самой. Про СМЕРШ слыхивал?

— Доводилось, — безучастно произнёс Губанов. — Обложили меня?

Если бы я ввернул фразочку про то, что изменник давно находится «под колпаком у Мюллера», она пропала бы впустую. Не знает местный народ про подвиги легендарного Штирлица. Потому лишь кивнул.

Помещик внимательно следил за выражением на моём лице. Что-то ему показалось подозрительным.

— Сдаётся мне, что мухлюешь ты, гость незванный, картами краплёными играть взялся. Может, и впрямь из Тайной канцелярии, но действуешь в одиночку. Нет никого за спиной. Исчезнешь, не скоро и хватятся.

— Так ведь всё равно хватятся!

— А я отбрешусь. Уехал скажу ты куда-то. В горячке собрался, расчёт получил и в един миг уехал. Куда делся — не с меня спрос. Людишки подтвердят, что в добром здравии при мне был. А коль случилось что плохое, так я тут ни при чём.

Я горько усмехнулся:

— Так в своих людей веришь?

— А чего мне им не верить? Я пустобрёхов к себе не приближал. Только проверенных. А таперича, братцы, скрутите энтого прощелыгу.

— Что, ещё медведи есть? — оттягивая время, поинтересовался я.