Ребекка представилась администратору, который широко ей улыбался, и не прошло и минуты, как к ним вышел владелец ресторана Энтони де Карло.

– О, Ребекка, – протянул он с явным удовольствием, и взял её руку. – Ты так давно не заглядывала к нам.

– Как поживаешь, Энтони? – тихо спросила Ребекка.

– Прекрасно. У нас у всех всё прекрасно.

– Это хорошо.

– Идем, у меня есть чудесное местечко как раз для тебя, – он подвел их к укромному столику, откуда открывался вид на ухоженный газон и роскошный сад, и оставил их размышлять над меню и винной картой, пообещав немедленно прислать сомелье. Страницы меню были из белого пергамента, дизайн был настоящим произведением искусства.

– Ты часто здесь бываешь? – Катрин была страшно заинтригована оказанным им теплым приемом: их проводили за столик сразу же, хотя перед ними в холле ресторана ожидали места несколько пар.

– Не то чтобы часто, – Ребекка передернула плечами, было видно, что ей неуютно, – но, когда заезжаю, Энтони всегда настаивает на том, что сам лично будет меня обслуживать.

Она не в своей тарелке, – Катрин молчала, чувствуя, что есть что-то еще.

– Несколько лет назад у него пропала дочь, – глухим голосом стала рассказывать Ребекка. Ей вспомнилась грязная съемная квартира с перепуганными девочками-подростками, и, когда она подняла глаза на Катрин, во взгляде её читалось страдание. Она видела стольких девочек в вонючих норах, что с годами глаза её от боли стали черными. – Ей было пятнадцать, и она работала на сутенёра, наобещавшего ей восторгов, которых так жаждут девочки этого возраста. Всё, что она получила, – иглу в вену и побои, когда зарабатывала меньше, чем он хотел.

Ребекка замолчала. Она не знала, как рассказывать обо всём остальном. О том, что чувствовала, когда обнаружила младшую дочь Энтони подсевшей на героин и работавшей на сутенёра за двадцать долларов с клиента. Ребекку тогда охватила такая ярость, что она забыла, что она офицер полиции. Ей так хотелось немедленно прекратить всё это, что она перестала соображать, что делает – набросилась на сутенёра и стала избивать его голыми руками. Если бы не вмешался Джеф, она могла бы нанести ему серьезные травмы. Ребекка была благодарна напарнику за тот случай, но та злость так и жила в ней и с каждым днем усиливалась от впечатлений о новых преступлениях, перечеркивающих жизни, убивающих мечты.

– Я вернула её домой, – закончила она, оставив все мучительные воспоминания при себе, запрещая себе признавать, что ей больно. Таким образом она научилась оберегать свою психику. Хотя те, кто видел в ней лишь копа, нередко упрекал её в холодности и безразличии.

Но Катрин чутко улавливала движения души Ребекки, замечала тайные слёзы в уголках глаз, широкие тени на лице, потемневшие глаза. Ей было больно за пропавшую девочку, но ещё больнее за детектива, которая её отыскала.

– Ты вернула ему ребёнка. Для него это самый драгоценный дар, какой могла преподнести ему жизнь. Он пытается отблагодарить тебя, а не поставить в неловкое положение, – мягко сказала Катрин.

Ребекка вздрогнула, и Катрин добавила беспечным тоном: – Ты непременно должна выдержать это, детектив. И не надейся, что он перестанет так делать.

Ребекка уловила в голосе Катрин легкую усмешку и тень улыбки, мелькнувшей на губах. Злость в груди ослабла, и напряжение загадочным образом испарилось. Она расплылась в широкой улыбке, глаза снова заблестели, а лицо засияло энергией молодости.

– Ну что ж, доктор, если таково ваше мнение как профессионала…

– Именно так, – отозвалась Катрин, и свет в глазах Ребекки был для неё наградой.