– Тсс. Это наш секрет.

Большая любительница секретов, Элли торжественно кивает.

На сцене Ари берет несколько аккордов на гитаре, затем снова наклоняется к микрофону.

– Я подумала, что могла бы сыграть то, над чем работала последние пару недель. Это совершенно новая песня, и я еще ни на ком ее не испытывала. Так что, пожалуй, вы станете моими подопытными кроликами. – Несколько человек одобрительно аплодируют. Ари бросает взгляд в мою сторону, и я показываю ей два поднятых вверх больших пальца.

Она отводит глаза.

– Песня называется «Ливень».

Она снова перебирает аккорды, наигрывая мелодию, которая кажется мне более меланхоличной, чем многие другие, которые она сочинила.

Закрыв глаза, Ари поет:

Я прислоняюсь к прилавку и слушаю. Ари написала много песен о любви. О первой любви, о любви, полной надежд, о тоске по любви. Но в этой песне чувствуется что-то особенное. Возможно, более проникновенное. Более уязвимое.

Ее голос чуть заметно дрожит, и это единственный намек на то, что она раскрывает душу перед толпой незнакомцев. На втором куплете Ари открывает глаза, и ее взгляд скользит по комнате.

Ари снова смотрит мне в глаза.

И замолкает.

Просто… замолкает.

Ее голос срывается. Пальцы замирают.

Она судорожно вздыхает и опускает взгляд на струны.

– Э-э… прошу прощения, – запинаясь, бормочет она с неловким смешком. – Я… э-э… забыла следующую часть.

Зрители посмеиваются вместе с ней, но не злобно. Мы ждем, пока она возьмет себя в руки, чтобы продолжить. Но Ари не продолжает. Она просто смотрит на свою гитару, и ее щеки покрываются румянцем. Она молчит достаточно долго, и публика начинает ерзать на стульях.

Я бросаю взгляд на Прю, мысленно спрашивая, не стоит ли нам что-нибудь предпринять. Никогда еще я не видел Ари в таком ступоре.

Прю, которая стоит ближе к сцене, чем я, шепчет:

– Ты в порядке?

Ари вскидывает голову, сияя широкой улыбкой:

– Вау, мне очень жаль, что так получилось. Похоже, эта песня еще не совсем готова. Знаете что? Давайте я вернусь к началу. Исполню для вас кавер. Как насчет… э-э… – Я почти вижу, как крутятся шестеренки у нее в голове, перебирая во встроенном музыкальном автомате песни, которые она знает наизусть. – Вот! Я услышала эту песню сегодня утром, впервые за долгое время. Может, это принесет нам всем удачу нынешним вечером.

Все еще полыхая румянцем, она запевает «Если повезет» Пола Маккартни и Wings.

Не странно ли все это? Определенно странно. Совсем не похоже на Ари. Я никогда не видел, чтобы она так замолкала посреди выступления.

Выбор новой песни напоминает мне о том, что альбом London Town[16] все еще в проигрывателе, пластинка так и крутится с тех пор, как папа ее поставил, хотя музыка закончилась давным-давно. Мы стараемся не допускать холостого вращения пластинок – игла может прорезать бороздки и со временем испортить винил, – но вечер выдался таким хлопотным, что это вылетело у меня из головы.

Я отворачиваюсь от Элли, пока она раскладывает медиаторы в виде цветка, и открываю крышку проигрывателя.

И замираю.

На пластинке какой-то посторонний предмет. Шарик… или камешек… или что-то еще. Вращается, вращается, вращается прямо под иглой.