Да и вообще, сам Михей не против небольшой пролетарской или какой другой революции, но чтобы обязательно созидательной, улучшающей жизнь исключительно трудовому народу и лично ему, Михею. Для этого он не то чтобы вождём готов стать – но отборного мата в сторону заевшихся чиновников-бюрократов и небожителей-олигархов не пожалеет!

Известный Красноярский алконавт и бабник, которого в определённых кругах Кырска зовут не иначе как дядька Михей, любил похвастать количеством баб-с, с кем имел самое близкое постельное знакомство.

Шли мы с ним как-то в северо-западном районе, по-над Енисеем, смутно темнеющем под вечерним осенним небом. Шли, шурша опавшей листвой, слегка покачиваясь, так как оба были выпимши. И по дороге дядька Михей рассказывал мне очередную байку о своей победе над какой-нибудь известной в краевом центре представительницей слабого женского пола. Что из его баек было правдой, а что вымыслом, сказать трудно, а проверить ещё трудней. Но надо дать ему должное – рассказывать красиво и убедительно он умел. И вот, идя по листьям в сгущающихся сумерках, мы заметили впереди одинокий киоск. В таких небольших киосках обычно продают пиво, сигареты, презервативы и прочую мелочёвку.

– Стоп! – говорит дядька Михей, щас, братишка, я с Нинком договорюсь на пару бутылочек для опохмелки. Я Нинка знаю – безотказная баба. Это я её в этот супершоп пристроил работать. По бутылке на брата не откажет.

– Да ты что, говорю, Михей, – пивом водку мешать. Этак нас ведь совсем развезёт.

– А хто сказал, что я у Нинки пиво возьму? Я у неё водку и возьму!.. Ну, ты, паря, даёшь – пиво!.. От пива сикать будешь криво!.. Берём водку в счёт будущей постели… Хочешь Нинку в постели голой увидеть? Я и с этим договорюсь!.. Что головой машешь?! Ну, как хочешь. А водочки щас возьмём.

Подошли мы с дядькой Михеем к киоску. Народу рядом – ни души.

Я скромно отошёл чуть в сторонку, а дядька – сразу к окошечку.

– Здоровеньки булы, дивчина!.. – начал он почему-то по-украински, хотя хохлом не был.

– Здравствуйте, дядя Миша! – послышался тонкий девичий голосок.

– Что скажешь, кареглазая, дяде Мише – как идёт торговля?..

– Нормально, дядя Миша. А вам, наверно, как всегда, бутылку водки, под запись?..

– Можно и две, красавица.

– А не много ли вам будет, дядя Миша? Всё-таки вы и так уже нетрезвы.

– Так я не только себе, я вон с другом – Юркой зовут. Хочешь, познакомлю?

– Зачем, дядя Миша, не надо… – замялся девичий голос.

– Юрка! – окликнул меня Михей. – Иди сюда, что ты там стал, как не свой, – Нинуля с тобой познакомиться хочет.

– Да не хочу я ни с кем знакомиться!.. – послышался несколько сердитый Нинин голос. – Как вам только не стыдно, дядя Миша! Вот вам одна бутылка на двоих, больше не дам. Да и этого, наверное, много. Опять тётя Клава будет ругаться, когда пьяным домой придёте.

– Ну, ладно, дочка, спасибо тебе и на том. А Клавдии не говори – цить у меня, взрослых жизни учить да стыдить!

Буркнув напоследок в сторону, чтоб не слышала Нина, «Тоже мне добрая соседка!», он сунул бутылку за пазуху во внутренний карман своей старенькой потёртой кожаной куртки.

И пока устанавливал её там поаккуратнее, неподалёку от киоска затормозил дорогой, чёрного цвета джип «Ландкрузер». Из иномарки вышли четыре здоровенных широкоплечих мужика. Двое направились к киоску, а другие двое остались у машины. Один из подходящих к ларьку, здоровый такой шкаф, достал пистолет и прошёл мимо Михея к открытому окошечку киоска. И так щуплый с виду дядька Михей совсем затерялся на огромном фоне человека-шкафа.