Единственной полезной особенностью колдунов была невозможность определить их в толпе людей, в отличие от волшебников, которые для видящих буквально сияли, даже такие слабые, как местный трактирщик. Даже выгоревших, вроде самого Дмитрия, можно было легко отличить от неодарённых – если знать, куда именно смотреть.

Но колдуны существовали и кое-что могли, это было известно и доказано. А вот про чжурских шаманов ходили только многочисленные слухи, и верить в наличие у дикарей хоть какой-то силы не приходилось. Так что и предположение об участии колдуна Косоруков принял с осторожностью.

Если шаман каким-то чудом угадал, это ничего не меняло. Бросать всё и мчаться срочно вычислять колдуна Дмитрий всё равно не собирался. А если соврал и придумал, то… в общем-то, это точно так же ничего не меняло. Тем более даже шаман не утверждал, что колдун – убийца.

Но как бы ни сомневался Дмитрий в талантах чжура, а мысль о колдуне всё равно зацепила. Сложно сказать, чем именно. Наверное, тем, что злобный колдун прекрасно вписывался в местную сказочную действительность, и только его одного и не хватало для полного комплекта суеверий. Поэтому Косоруков невольно задумался.

Что мог делать здесь колдун и что колдовать? Дмитрий знал о возможностях колдунов не так уж много и уверенно рассуждать об этом предмете не мог. Мог ли он приманить или отпугнуть упырей? Если приманил, это было на руку убийце, и, вероятнее всего, убил тоже он. Если отпугнул – это объясняло, почему те не покончили с трупом, но не отвечало на вопрос, почему он никому ничего не сказал. К трупу-то никто не спускался!

Но это если колдун вообще существовал. А если всё проще и это шаман убил Шалюкова? А теперь пытается свалить вину на вымышленного злодея.

Хорошая версия, только придумать мотив для желтокожего Косоруков не мог, даже подключив всю свою фантазию. Если это был какой-то дикарский ритуал, то он должен был оставить следы на теле и камнях, а не только дробь внутри него и упыриные укусы.

Да и возможный мотив колдуна тоже вызывает вопросы. Разве что Шалюков нарушил какой-то важный ритуал и именно за это был убит?

Вдруг лошадь, сбив всадника с мысли, тревожно всхрапнула, дёрнулась и попятилась, мотая головой и востря уши.

– Тьфу, волчья сыть! – отчего-то по-сказочному ругнулся себе под нос Дмитрий и подобрал повод покороче. – Чего ты?

Рядом остановился, нервно приплясывая на месте, жеребец Анны.

– Медведь, – сообщила глазастая девушка и кивнула вперёд и в сторону.

Здесь дорогу уже теснее обступили скалистые горы, поросшие редколесьем. Бурая медвежья шкура на фоне сухой травы и камней почти терялась, но хищник был слишком близко, чтобы не заметить. Приподнявшись на задних лапах, он стоял, явно присматриваясь к всадникам.

Не сводя с него взгляда, Дмитрий ощупью отстегнул от седла карабин, вскинул его к плечу, но даже прицелиться не сумел: тонкая девичья ладонь подхватила его под цевьё и подняла кверху.

– Сдурел? – сердито нахмурилась приподнявшаяся в стременах, чтобы дотянуться, Анна.

– Пугнуть хотел, – ответил он, но девушка явно уловила неуверенность в голосе.

– Потому и за ружьём полез, револьвера тебе мало?! – возмутилась она. – Никогда не трогай здесь медведей!

– А если он первый начнёт? – уточнил Дмитрий с озадаченным смешком. Рука у градоначальницы оказалась твёрдая, не по-женски сильная – Да пусти, я понял, дай уберу!

– Не начнёт, – уверенно и хмуро огрызнулась Анна, явно не желая переводить всё в шутку. Смотрела она при этом на хищника, а тот не двигался с места, только опустился на все четыре лапы и поднялся вновь, вытянувшись сильнее. – Это медвежий край. Обидишь духа этой земли – в неё ляжешь.