Расспрашивала ли она из вежливости или любопытства, какой смысл рассказывать, что он до сих пор чувствовал себя виноватым в смерти отца, пусть и понимал, что не мог её предотвратить и что-то изменить? Потому что он точно знал, что убила того весть о гибели «Князя Светлицкого» и смерти единственного сына. До новости о том, что сын выжил и в плену, отец просто не дожил.

Или рассказать о том, что он, после того, как едва не погиб, стал бояться открытой воды? Вот уж отличная тема для беседы с хорошенькой девушкой! Или чем-то лучше истории из плена, где он вынужденно работал инженером на шахте и с тех пор просто не мог заставить себя вернуться к когда-то любимой профессии? Не очень-то радостной была та работа, тошно было, что врагам приходится помогать. Вот только дураков там не было, и начальство рудника справедливо не опасалось никаких диверсий и саботажа со стороны Косорукова и ему подобных: от его работы зависела не столько сама шахта, сколько жизни таких же военнопленных.

Так что решению Анны сменить тему он обрадовался, а она…

Она тоже обрадовалась, что охотник не стал настаивать на ответе, потому что и сама его толком не знала. Действительно, зачем она предложила ему остаться? Знакомы несколько часов, почти ничего об этом человеке не знает, а об умениях его в курсе только с его же скупых слов. Но всё равно, ляпнула!

Во всём было виновато чутьё, это она прекрасно понимала, но не смогла бы объяснить скептически настроенному собеседнику. Она никогда не была чародейкой, на ведьму тем более не годилась, но людей чуяла прекрасно. А самое главное, отлично знала этот город, эти земли и их чаяния. И уже сейчас не сомневалась: решив остаться, Косоруков без труда приживётся в Шнали. Он пришёлся по душе этому городу, как с первого взгляда понравился Милохину. Но разве объяснишь это приезжему чародею? Пусть и бывшему.

Поэтому куда лучше говорить о прииске, убийстве и маленьких городских делах.

Впрочем, о своих планах Косоруков рассказывал неохотно, явно не до конца доверяя собеседнице, так что той вскоре надоело вытягивать из него по нескольку слов. А там уже и ей стало не до отвлечённых разговоров: поделиться проблемами спешили горожане, и это было куда важнее.

Привычку регулярно объезжать границы города Анна приобрела во время войны, чтобы своими глазами видеть ситуацию. Сейчас острой необходимости в подобном не было, но отказываться от заведённого порядка она не стала, просто теперь делала это реже, раз в седмицу.

Проблемы были рутинными, ничего тревожного. Большинство сетовали на засуху, кое-где с осыпи на дорогу скатилось несколько крупных камней, которые стоило убрать. В одном месте рассказали о небольшом пожаре, с которым удалось справиться своими силами, в другом – о провалившейся крыше на старом сарае. Несколько женщин пожаловались на колодец, который стоило почистить. Мужичок неопределённого возраста и самого забулдыжного вида, которого Дмитрий видел в «Мамонтовой горке» и даже вспомнил прозвище – Хрюн, – долго радостно тряс ладонь градоначальницы и благодарил за помощь: на его дом упало старое дерево, сам бы убрать точно не смог, горожане помогли.

Несколько раз Анна просто останавливалась переброситься словом-другим с самыми заядлыми сплетницами и собрать последние новости. У кого какие события в жизни, от самых местечковых, вроде очередной ссоры несдержанного на язык и руку старателя с блудливой и не менее бойкой женой, до основных – кто родился, кто умер, кто собрался жениться или крестить ребёнка и очень хотел пригласить хозяйку. У местных это считалось хорошей приметой, если праздник навещал хозяин города. И Анна искренне старалась никого не забыть и хотя бы заглянуть с поздравлением.