Но Бринкли это не интересовало, по крайней мере, в тот период. Он приехал в город с иной целью: поступить в медицинское учебное заведение. Из чего можно заключить, что намерения он имел, пусть и недолго, самые благие. Однако более вероятно, что желаемый успех требовал блеска респектабельности и большей оснащенности инструментария. Так или иначе, время поджимало: он был женат на Салли, имел двух дочерей, на подходе был третий ребенок. У него были обязательства.

Какую же школу он должен выбрать?

Для многих в его положении ответ был бы очевиден. Американская медицинская ассоциация, эта почтенная крестная мать всей американской медицины, имела свою штаб-квартиру в Чикаго, там под эгидой и пристальным контролем АМА работало несколько основных медицинских школ. Туда тянулась молодежь – толпы добропорядочных, безупречно консервативных студентов, таких как Моррис Фишбейн, пухлый паренек из Индианаполиса, прибывший в Чикаго немного позже Бринкли. Фишбейн был сыном торговца стекольным товаром, эмигрировавшего из Восточной Европы. Идея стать доктором возникла у Морриса частично из-за регулярно встречаемых им в ближайшем парке людей – пациентов жившего неподалеку доктора Бенджамина Бая, шарлатана, лечившего от рака. Бай специализировался на раке лица и шеи и лечил пациентов едким натром[3]. Фишбейн не мог забыть, как писал он позднее, «убийственный вид этих несчастных», их забинтованные головы, кровь, сочившуюся сквозь бинты. И вот теперь он готовился к поступлению в Медицинский колледж Раша, который хоть и был назван в честь человека, по-своему не менее убийственного, являлся старейшей и одной из самых уважаемых медицинских школ города, связанной тесными узами с Университетом Чикаго и находившейся под покровительством АМА. Бринкли же, со своей стороны, не спешил присоединиться к большинству. Интуитивно избегая широких проторенных путей, он предпочитал наблюдать со стороны. У него было несколько вариантов.

АМА одобряла школы наподобие колледжа Раша, где обучали так называемой аллопатии. Основу этого доминировавшего в стране типа медицины составляли хирургия и медицинский эксперимент – созданные лабораторным путем лекарства. Но аллопатия стала терять позиции. Другие типы медицины – остеопатия, хиропрактика, гомеопатия, лечение травами, – расплодившиеся, подобно бесчисленным христианским сектам, исповедовали совершенно иные принципы лечения. АМА не воспринимала и всячески осуждала их, но все это напоминало недовольство склочного соседа сверху, который жалуется на шум. Членов Ассоциации никто не слушал. С 1847 года, времени возникновения Ассоциации, организованной в ответ на слишком щедрую выдачу лицензий всем, кто только пожелает, процесс подготовки медиков претерпел серьезные изменения, но один хаос в области лицензирования сменился другим, хотя его форма преобразилась. Теперь в большинстве штатов каждая отрасль медицины имела собственные советы по лицензированию – трудно было представить систему более слабую и коррумпированную.

Бринкли присмотрелся, поузнавал цены, повыбирал и остановился на Беннетовском медицинском колледже травничества. Имея среди пяти тысяч практиковавших по всей стране травников лишь четыре процента лицензированных медиков, искусство врачевания целебными растениями полагалось в основном на их природные свойства. Не все в деятельности травников было шарлатанством: они последовательно выступали против кровопусканий и лечения ртутью, даже когда ученые более уважаемых направлений поддерживали эти способы лечения, а некоторые из теорий касательно использования полезных растений опередили их время. Но в своей практике травники допускали весьма далекие от реальности идеи – «бабкины способы лечения и колдовство», по определению АМА, что и делало их курс обучения более легким и дешевым, чем в большинстве медицинских школ.