С шарлатанами не просто мирились, их радостно заключали в объятия – сказывалась своеобразная извращенная черта американского сознания, зародившаяся еще на заре существования нашего государства.

Впервые она проявилась в начале XIX века. В те бурные дни джексоновской демократии, безудержного и вдохновенного восхваления заурядности, элита нации – священники, врачи, юристы – была сброшена с пьедестала и уничтожалась – по крайней мере морально – с фанатичным восторгом, воскрешающим в памяти времена Французской революции. Внезапно образованность стала считаться пороком, достойным лишь презрения. Что же до докторов, то американцы теперь не просто мирились с их некомпетентностью, но требовали ее и приветствовали. На щит был поднят «простой человек», поднят так высоко, что лишь в трех штатах законодательно еще сохранялись требования, предъявляемые ранее к тем, кто претендовал на получение докторской лицензии. В середине XIX века известный деятель – просветитель Лемюел Шеттак – так ответил властям штата Массачусетс, обратившимся к нему с просьбой возглавить комиссию по проверке санитарного состояния медицинских учреждений штата: «Каждый, будь то мужчина или женщина, образованный или невежда, честный гражданин или же плут, имеет право именоваться медиком и практиковать, совершая медицинские манипуляции на любом человеке, лечить или же убивать его, как то подчас случается, и никому не давать отчета. У нас свободная страна!»

Результатом такой бесконтрольности стал рост числа шарлатанов. Шарлатанство распространялось стремительно, подобно земельной лихорадке в Оклахоме, последствия этого ощущали на себе еще многие поколения американцев. Профессиональные врачи с трудом отражали атаки, но и их послужной список порою бывал, мягко говоря, не безупречен. Взять, к примеру, доктора Бенджамина Раша, друга отцов-основателей, человека, чья подпись, в числе прочих, стоит под Декларацией независимости, кто считается прародителем американской медицины и долгие годы после своей кончины продолжал оставаться самым известным из американских врачей. Неутомимый, деятельный, честнейший и самоотверженно преданный своему делу, он крайне серьезно относился и к своим обязанностям медицинского эксперта и консультанта, являясь в то же время настоящей машиной смерти, так как и в своих заблуждениях был столь же искренен и настойчив, как и в работе. Раш пичкал пациентов хлористой ртутью, что вызывало у них сильнейшую диарею, кровоточивость десен и неконтролируемое слюнотечение. Он прижигал их раскаленным железом (бессмысленная, но крайне болезненная процедура), вводил в организм табачный дым через клизму и пинтами пускал кровь. В наши дни некоторые полагают, что именно он убил Джорджа Вашингтона, пусть и непреднамеренно. Впрочем, у всякого зла есть и обратная сторона: благодаря таким, как Раш, мы не знали о дегенеративных заболеваниях органов – сердца, почек, печени, так как слишком мало людей доживало до старости и эти недуги не успевали проявиться.

Так кем же были шарлатаны? В этой схватке диагнозов и ядов разве это так уж важно? Конечно, люди, приобретавшие средства от землетрясения, выбросили деньги на ветер, но как отнестись к Элише Перкинсу (современнику доктора Раша) с его идеей «гальванической тяги»? Колдуя над телом больного и двумя металлическими прутьями, он по крайней мере следовал за Гиппократом и не причинял никому вреда. Подобно доктору Рашу, доктор Перкинс верил в то, чем занимался. Заблуждались же они оба, но одного окружили почестями, другого же – прокляли.

Помня о подобных историях, начинаешь лучше понимать, почему люди, перед которыми выступал Джон Бринкли, в особенности больные и напуганные, были готовы дать этому юнцу на сцене шанс заронить в их души крупицу сомнения.