Я мог провоцировать своих домашних, отстаивать свои позиции, и вообще не представлять при этом степень своего непонимания происходящего.

Но только не тогда… Не в тот раз…

Мне хотелось проявить заботу. Я думал, что только я один вижу, что происходило с моим старшим братом, с которым мы частенько вздорили, дрались, когда я был младше, но, которого, я любил. Я всегда его любил. Как и своих родителей. Как и их родителей. Как и всех наших родственников. Даже если не любил, то уважал.

Я посчитал, чаша переполнена. И не в лучшую сторону.

Я просчитался…

Он встретил меня на заднем дворе, на вид, спокойный, но я чувствовал его гнев, его злость, его желание отмщения.

Он был пьян, как никогда в жизни. Кажется, он принял все сразу, что успел попробовать на тот момент.

Был ливень. Дул ветер. Было холодно.

Все внутри меня похолодело. Я был уверен, что он забьет меня до смерти палкой, которую держал в руке.

Вдруг я набрался смелости, и собирался идти дальше, мимо него, но я успел всего лишь шевельнуться, дернуться, и он спросил:

-Что ты сказал ей?

Я снова замер, но ответил:

-Только то, что я вижу. Больше ничего.

-Только то, что ты видишь, – повторил он. – И что ты видишь?

-Я не хотел ничего дурного… Мы беседовали, и вдруг разговор зашел о тебе, и… Я не выдержал! Я сказал, что я волнуюсь!

Нашей маме Я сказал об этом нашей маме Больше никому

Мне было четырнадцать

-За что ты волнуешься?

Он не понимал что я волновался о нем А я не мог этого объяснить

-Вскользь! Между делом! У меня вырвалось!

-По твоему мнению, я чертов алкоголик и наркоман!

-Нет-нет, этого я не говорил!

-Ты это имел ввиду!

-Я всего лишь хочу, чтобы тебя не затянуло болото…

-Я похож на водяного?! Какое болото меня должно затянуть?

-Никакое…

-Теперь ты так заговорил… – Он выдержал недолгую паузу, и спросил: – Как давно ты смотрелся в зеркало, святоша?

Он выносил мне приговор.

-В следующий раз, когда ты сделаешь это, вглядись внимательнее. Возможно, сможешь разглядеть свое двуличие.

-Я не пью столько, сколько ты…

Он остановил меня.

Размахнулся и заехал мне палкой по лицу. Я без сознания свалился в лужу.

Таким было наказание в моей семье. За детскую глупость. За незнание. За волнение.

Он оставил меня там, под дождем, с выбитой челюстью. «Я всего лишь немного подправил, – так он мне сказал потом. – Чтобы ты смог увидеть, какой ты лицемер».

Я не мог нормально есть и говорить несколько недель. Потом все зажило. Как на амфибии. Как обычно…

Тогда я чувствовал ответственность за брата. Я думал, что это поможет нам стать ближе друг к другу. Что родители увидят проблему своих детей, и смогут посмотреть на все со стороны. Смогут приложить усилия, как более опытные и умудренные жизнью.

Но случились лишь одни конфликты.

Я был убийцей нашей общности Я уничтожил шансы Я стер их

Теперь я понимал: полное единение с другим человеком – это заведомо крах. Иллюзии рушатся, как огромные и красивые города. Боль и переживания заполняют душу и разум, как быстро распространяющийся вирус. Двигаться вперед в таком состоянии невозможно.

Мы буксовали с Диной на месте слишком долгое время. Я успел ослепнуть. Моя верность мешала мне видеть шире.

Хотя, безусловно, я чувствовал. Я всегда чувствовал…

Я повернул кран, и подставил под прохладную воду свою голову, а потом и спину. После драки все мое тело горело и обливалось потом. Мне необходимо было освежиться.

Это заняло у меня считанные секунды.

Теперь я думаю о том, что нужно было просто схватить сумки, забрать своего сына в охапку, и убегать. Далеко отсюда. От правды, что должна была случиться, и убить меня. От боли и медленного умирания.