В Израиль дядя Алик приехал с четкой политической и гражданской позицией. Он прекрасно знал и историю Государства Израиль, и историю политических партий в Израиле. Истоки интереса дяди Алика к истории и политике (кроме природной любознательности) кроются в обстоятельствах его жизни в юношеские годы. Юность его прошла в Аккермане, который до присоединения Бессарабии к СССР в 1940 году был румынским городом. Альберт рос в интеллигентной еврейской семье, в которой живо обсуждались политические события в мире. Он с детства знал, что существуют разные политические партии, сионистское движение, знал, кто такие были Герцль, Жаботинский, Дубнов.

А что мог знать типичный репатриант обо всем этом, если, например, он провел детство в московской или ленинградской коммунальной квартире, где даже в своей комнате за закрытой дверью родители не решались обсуждать при детях политические события? А про партии было известно, что есть только одна из них, и она должна направлять и руководить. И слушать вражеские голоса было опасно, да и глушили их грамотно.

А дядя Алик слушал их регулярно. У него был «ВЭФ», и ему удавалось на нем ловить «голоса». В Молдавии их не смогли заглушить полностью. Кроме того, он слушал новости на румынском и французском языках, которые не глушились. И был он всегда в курсе того, что происходит в мире и в Израиле. В курсе мировых событий он и сейчас, несмотря на свои 88 лет и почти полную слепоту.

Обычно наше общение начинается с того, что Алик рассказывает, что у него нового, о своих достижениях – как он например, научился сдабривать суп молочным порошком или использовать анчоусовую пасту для придания вкуса вторым блюдам. Рассказывает о своих знакомых по корпусу. Обычно это невеселые истории болезней очень пожилых людей, истории, которыми старики делятся с дядей как с врачом. Разговоры на эти темы Алик сворачивает довольно быстро и переходит к рассказу о тех передачах по радио и телевидению, которые он прослушал за время, прошедшее с момента нашей предыдущей встречи. При этом он комментирует рассказ своими личными наблюдениями и воспоминаниями. Дядя Алик не вел никогда никаких дневниковых записей, все сведения о странах и народах далекого и не очень далекого прошлого он черпает из закоулков своей необъятной памяти.

Сегодня жарко, тридцать два градуса в тени, но на «даче», в тени деревьев и при слабом ветерке, почему-то всегда гуляющем на этом возвышенном месте, вполне сносно. Дядя Алик, чисто выбритый, в свежей, василькового цвета рубашке и бейсболке на стриженой под ежик голове, поскрипывая ходунком, медленно приближается к скамейке. Он видит, что на скамейке кто-то сидит, но различить, кто именно, не может.

– Да, Алик, это я, – подаю я голос.

Дядя Алик садится.

– Сегодня, конечно, жарко, но не так, как было вчера. Кстати, я уже несколько дней могу регулировать температуру в комнате. Иосиф не любил пользоваться кондиционером, и у нас было жарко. Очень жалко Иосифа, он очень хороший человек. Но я действительно сейчас в какой-то степени отдыхаю, знаешь, все-таки мне было не просто находиться последние пару недель в одном помещении со столь тяжело больным человеком. Главное, что я ничем не мог ему помочь.

Иосифа, соседа дяди Алика по комнате, несколько дней назад родственники поместили в специализированное отделение больницы.

– Я просил нашего социального работника, чтобы мне, по возможности, подселили ивритоговорящего соседа.

– А русскоговорящий тебе не подходит?

– Ты зря иронизируешь, – обиделся Алик. – Мне в моем положении необходимо постоянное общение на иврите, иначе я перестану понимать передачи на иврите, которые я постоянно слушаю, да и с персоналом я должен объясняться на приличном иврите.