– Она… она…

Гьюзеппе заклинило, он явно терял способность связно излагать свои мысли. Трусоват, отметил Леон, тут же добавив: идеальный материал для работы.

– ВанКовенберх, я пока намереваюсь лишь поговорить с вашей дочерью. Не заставляйте меня рассматривать другие варианты.

– Да-да, конечно, – закивал мужчина, передумав изображать приступ слабоумия, – Шанти, скорее всего, уехала к своей крестной. Видите ли, она часто так делала, когда ее что-то расстраивало.

Леон отметил, как на мгновенье скривилось лицо девицы. Она явно знала больше, чем остальные в комнате, да и выглядела пусть и встревоженной, но в глазах вместо страха читалась уверенность смертника, выкопавшего себе лаз на свободу: «Поздно, дэршан, ловить птицу в кустах, когда та давно улетела».

Дверь распахнулась, явив собравшимся Андэра – его слугу и, по совместительству, верного помощника в делах. Он торопливо отряхнул крошки с куртки – явно выдернули из-за стола – и вопросительно посмотрел на хозяина. Леон поморщился, но выговаривать не стал. Приказа караулить девицу он не отдавал – её побег для него самого стал полной неожиданностью.

И что это было? Удивительная решимость или дурость? Отправиться одной, без сопровождения, на ночь глядя… Он вспомнил раскрасневшееся от танца лицо, блестящие глаза и волосы, цвета темного золота. Они не были представлены, но Леон обладал прекрасной памятью, а свежее лицо на приемах всегда вызывало любопытство.

– Опроси слуг и в первую очередь кучера, – приказал помощнику и тут же повернулся к горничной, слыша, как хлопнув, закрылась дверь, забрав с собой еще и управляющего: – Проверьте, что именно пропало из вещей дарьеты. А от вас, – он посмотрел на Гьюзеппе, – через двадцать минут жду список родственников, друзей и знакомых. С адресами.

Леон не раз убеждался, что люди с радостью повинуются тем, кто знает, что делать. Есть приказ – его надо выполнять, и можно не мучиться моралью и нагружать совесть неудобными вопросами. Дело, пусть и бессмысленно дурацкое, – лучшее решение в любой ситуации.

Вот и Гьюзеппе со словами:

– Конечно, ВанДаренберг, я все понимаю, – вышел за дверь. Почти. Замер на пороге, любовь к дочери все же перевесила здравый смысл, обернулся, промямлив просительно: – Но вы можете обещать, что…

Леон взял его под руку, вывел в коридор. Если бы он обернулся, то увидел, как исказилось от ужаса лицо девицы, а дрожащий голос забормотал:

– Ван, ван, ван… Ой, что будет!

Когда дверь была плотно прикрыта, а коридор проверен на отсутствие любопытных, Леон без всякого почтения вжал дэршана в стену.

– Ваша дочь, – стальной голос подавлял волю, замораживая любые попытки сопротивления, – единственный шанс доказать свою преданность короне. Иначе мне придется, – он позволил себе скорбно поджать губы, – поверить, что вы действовали заодно, и ваша семья, ВанКовенберх, самое что ни на есть гнездо заговорщиков. А ведь ваша старшая дочь помолвлена, а младшей предстоит выйти в свет. Вы хотите, чтобы они были счастливы?

– Но Шанталь, – простонал Гьюзеппе, в его глазах сверкнуло безумство, и мужчина опустился на колени: – Умоляю, возьмите меня. Судите. Пусть я пойду в тюрьму, но не трогайте девочек.

Его пальцы хватались за штаны Леона, рот некрасиво перекосился, из него вылетала слюна, брызгая на одежду. Леон поморщился – вот тебе и благородный дэршан! Мельчает, мельчает аристократия. Один нажим – и они готовы ползать на коленях, лишь бы остаться при своем. Сейчас он, как никогда, понимал решение его величества. Чистка жесткая, кровавая нужна была давно.

Лицо Леона закаменело.