После баньки ему было хорошо.

Пот регулярно выступал у Священника на лбу и на запястьях, он старательно отирал прозрачные капли рукавом, но всё равно, отдышавшись, тянулся к очередному стакану с тёмным горячим чаем.

Священник хорошо, полной грудью, вздохнул и улыбнулся.

– Да что Вы, мамаша, на самом-то деле… Благословение у меня есть, не наперекор же я. Ну и что тут такого, что меня куда-то всё к неизведанному тянет, простору постоянно душевного хочется? Ведь и политика теперь такая – нам в люди рекомендовано больше идти, мирскими проблемами всемерно тяготиться.

Старушка моргнула глазками, хотела что-то сказать, согласиться с любимым сыном, но он вежливо перебил её, продолжил:

– Мама, да не беспокойтесь Вы, никто ругаться за этот футбол-то не будет! А на утренней службе меня подменит Софроний, лишь бы он не напился…

И к Иконниковым в гости я с Вами завтра не пойду, завтра матч важный у нас, хороших людей мне подвести никак нельзя.

Прошли часы всеобщих ожиданий.

На большой кухне маленького городка наступило утро.

Лежащий на диване Дима открыл глаза.

Хоть предметы и обстановка вокруг были знакомыми, привычными и удобными, а совсем рядом – протяни руку и коснёшься – сидела его улыбающаяся Аннушка, сильно заспанный Дима обвёл помещение растерянным взглядом.

– Чего это, а? Сколько времени-то сейчас?

Аннушка отложила вязанье, поднялась со стула, тихо раздвинула занавески на окне.

– Утро уже, Дима. Уж больно сладко ты спал-то с усталости. Да и с мороза… Наработался вчера.

Никак я не хотела тебя будить.

С улыбкой щурясь на попавший ему прямо в лицо ранний солнечный луч, Дима сел на диване, с хрустом потянулся, с удовольствием шевеля широкими плечами, громко зевнул.

– Вот это я дал! Разморило, действительно, со страшной силой. А Воробьевы? Вчера они не приходили, что ли?!

Аннушка поставила чайник на плиту, достала из холодильника продукты для завтрака.

– Да тут совпало так всё хорошо. Хотела я сама им вечером позвонить, сказать, что тебе перед футболом-то твоим нужно отдохнуть как следует, а Тонька сразу начала плакать, жаловаться, что Толик её ненаглядный нажрался на работе – там корпоратив какой-то у них под конец года придумали. Притащился домой, уснул прямо в прихожей, в валенках. Ну, мы с Тонькой девичник на радостях и устроили. Она быстро собралась, к нам приехала, посидели с ней тихо, поговорили.

Ещё раз с улыбкой вздохнув, Дима прыжком поднялся с дивана, присел два раза, развёл было руки в привычном физкультурном упражнении, но вдруг разом изменился в лице, растерянно приоткрыв рот.

– Ох ты, мать честная! Да сколько времени-то сейчас?! Чуть не проспал всё на свете. Ты форму-то хоть мне погладила?! А носки шерстяные приготовила?

Белозубая Аннушка захохотала.

– Точно так я ведь Тоньке-то и говорила! Проснётся, говорю, мой, с самого ранья колготиться со своим футболом будет!

Щадя чувства любимого мужа, Аннушка ласково обняла его, приглаживая растрёпанные долгим сном светлые кудри.

– Всё уже готово, не переживай, Дима. И времени тебе вполне хватит. Давай, садись, покушай не спеша. Успеешь ещё, успеешь…

По школьной спортплощадке продолжали бегать с большими фанерными лопатами подростки, активно выбрасывая остатки пушистого снега за пределы футбольного поля.

С банкой разведённой краски-гуаши по полю методично ходил, размечая предусмотренные правилами линии, старичок-активист. Работа, ставшая за многие годы привычкой и удовольствием, радовала старичка, и он, совсем как сбитый вражеский дракон, медленно ползал по белому пространству, оставляя после себя кроваво-красные ровные полосы.