Болезнь Фатимат опасна; но доктор рассчитывает на ее крепкую натуру, которая впрочем, по словам его, уже испорчена отчасти Абдуррахманом.

22-го мая. Шамиль разрешил своим женщинам исполнять, во время болезни, требования доктора относительно испытания пульса и языка, чего до сих пор невозможно было от них добиться. Теперь же, хотя они и исполняют это, но совсем неохотно, и притом не из жеманства, или желания пощеголять своею скромностью, а единственно по привычке к своему затворничеству. Доказательством этого служит решительное нежелание их воспользоваться другою привилегиею: гулять в саду во всякое время дня; и они гуляют только ночью с десяти часов. Шамиль говорит, что если б он позволил им выезжать в гости, или просто для прогулки, – то они отказались бы еще положительнее.

Мелкие подробности обыденной их жизни вполне удостоверяют справедливость его слов.

Стр. 1433 …23-го мая. У жены Магомета-Шеффи, Аминат, обнаружилась болезнь «тоска по родне». Из всех женщин, принадлежащих к семейству Шамиля, Аминат имеет к ней наклонность более, нежели кто-нибудь. Причина этого, по объяснению Шамиля, заключается в следующем:

Настоящею родиною горцев следует считать не то место, где они родились, а то, где основали свою семейную жизнь.

Подтверждением этого служит коротенький разговор, играющий в горах роль пословицы.

– Из каких ты лесов? Спрашивает один горец у другого.

– Не знаю; я еще не женат.

Это свидетельствует о склонности горцев к оседлой жизни. В женщинах же, симпатия к тем местам, где они родились и где живут их родственники, обаяние, производимое на женщину воздухом гор, – чрезвычайно усиливается исключением ее из общества. При этом последнем условии, единственное развлечение, допускаемое в ее затворнической жизни, составляет беседа с родными, которых она имеет право посещать в известные дни, а кроме того, ежедневно встречается с ними у реки, или во время других занятий.

Здесь, в Калуге, горские женщины лишены и этого удовольствия; и хотя положение их, по-видимому, одинаково для всех, – но, в сущности, между Аминат и остальными женщинами существует огромная разница, потому, что у некоторых из них есть дети, другие же живут в своем собственном семействе, и, стало быть, счастливы вполне, за исключением сознания, что они дышат не родным воздухом, который, впрочем, в Калуге почти такой же, каким дышали они в Дарго. Что касается Аминат, то она кроме мужа не имеет здесь никого из близких к себе людей; по приятному же обычаю, он видится с нею только ночью, и очень редко днем. Все служит для нее крайним стеснением, вследствие чего она, несравненно более других, сделалась способною к восприятию болезни, которую можно назвать вторую чахоткою. Бедная молодая женщина заметно худеет и, как говорится, с каждым днем тает как свечка.

Разговаривая вчера о ней с Магомет-Шеффи, я, между прочим, заметил, что для нее, кажется, необходим Дагестанский воздух, который, по моему мнению, скорее всего, восстановил бы ее здоровье.

– Нет, возразил Магомет-Шеффи: ей не нужно ни гор, ни воздуха, в Калуге он такой же, как и у нас; а вот, если бы увидела она отца, или мать, или брата своего Измаила, – она тотчас бы выздоровела.

Соображая эти слова с рассказами Шамиля, нельзя не признать основательности мнения Магомета-Шеффи.

27-го мая. Вчера Шамиль ездил в сопровождении оставшихся при нем горцев на писчебумажную фабрику Говарда. Дорогою, он дал мне объяснение на два предмета, о которых я имел до сих пор ошибочное понятие, разделяемое впрочем, весьма многими.

Во-первых, мне казалось, что тюрбан, составляющий головной убор Шамиля, – есть знак Имамского достоинства. Но он объяснил, что такой тюрбан обязаны носить все добрые мусульмане, ревностно исполняющие предписания Сунната. А так как устройство тюрбана требует некоторых издержек, не всегда возможных для большинства мусульман, особенно Кавказских; да к тому же необходимо некоторое искусство в обращении с материею, составляющею чалму, и кроме того тяжеловесность этого убора делает его весьма неудобным для людей, занятых постоянно войною, или тяжелыми работами, – то вместо тюрбана дозволяется оборачивать вокруг шапки кусок какой бы то не было материи. В горах, тюрбан носили постоянно и охотно только Шамиль, Даниэль-Султан, Кибит-Магома и еще очень немногие горцы, «ревностные исполнители предписаний Сунната». Кроме того, употребление тюрбана Шамиль сделал обязательным для всех мужчин своего семейства; но все они, не исключая и Гази-Магомета, исполняли эту обязанность очень неохотно, особенно Магомет-Шаффи, тут же признавшийся, что он надевал тюрбан только раз десять, во время церемониального шествия в мечеть. На это призвание, Шамиль заметил, что теперь мусульмане вообще сделались какими-то неверующими; но что полнокровие Магомета-Шеффи может послужить в этом случае достаточным извинением, так как об этом упомянуто и в книгах.