Спокойствие в горах, по-видимому, восстановилось, ибо тотчас же после гоцатлинской победы Аварцы, Андалялцы, Койсубулинцы и другие дали нам клятву в верности; но спокойствиe это было мимолетно и скорее происходило от усталости, чем от искреннего раскаяния.

Стр. 373 …Взяв с жителей аманатов, полковник Клугенау возвратился к Темир-Хан-Шуру. Наступила зима и отряд был распущен, за исключением Апшеронского полка, оставленного в новом укреплении.

И так, первый шаг нового имама был не совсем удачен; но взамен того перед ним раскрывалось обширное поле, тщательно возделанное двумя погибшими его предшественниками.

Шамиль (Шамуиль или Самуил) родился в Гимрах в 1799 году (приблизительно) от бедного пастуха по имени Динкау. Не имея никаких средств к жизни, Динкау заставлял маленького Шамиля продавать карагу (низший сорт персиков) и малютка, нередко усталый, бродил из селения в селение с тяжелой ношей на плечах. В свободное же время от этих занятий, он ходил учиться к мулле, который толковал ему первоначальные основания религии и вместе с тем заставлял затверживать наизусть наиболее употребительные изречения Корана, как это вообще делается. Одним словом, воспитание Шамиля, общее всем горским мальчикам, не отличалось в начале ни тщательностью, ни особым приготовлением; но будучи одарен от природы блестящими способностями и редкою силою воли, он скоро вышел из ряда людей обыкновенных. Появление Кази-муллы открыло ему новый путь; он не замедлил к нему пристать и вскоре сделался одним из любимейших его учеников. Сближение с подобным человеком не пропало даром для Шамиля, и под его руководством он научился распознавать и обстоятельства и людей. Постоянно наблюдательный, постоянно сосредоточенный в самом себе, Шамиль все видел и из всего извлекал полезные уроки, так что когда ему пришлось действовать самостоятельно, никто лучше его не знал ни положения дел, ни сил препятствия, ни средств, которыми можно было его одолеть.

Не столь религиозный, как Кази-Мулла, не столь опрометчивый, как Гамзат-бек, Шамиль превосходил обоих умом, настойчивостью и, главное, умением все делать кстати, т. е. качеством, составляющим непременную принадлежность истинно – практического человека. Подобно многим, он обвинял Кази-муллу за его излишнюю торопливость, доказывая весьма основательно, что прежде всего надо было упрочить за собою горы, т. е. победить Аварию. Но Кази-Мулла его не слушал, и между ними возникли неудовольствия, воспрепятствовавшие Шамилю участвовать в действиях на плоскости. Когда же Кази-Мулла возвращался из под Дербента, Шамиль, не осмеливавшийся долее противиться общественному мнению, принужден был выехать к нему на встречу с покорностью. Тогда один из свиты Кази-муллы, некто Даций, чиркеевский житель, увидя приближавшегося Шамиля, воскликнул: «Так вот тот самый Шамиль, который дерзает противиться святому человеку!» и потом обратясь к Кази-мулле прибавил: «Дозволь мне, и я одним взмахом шашки снесу ему голову.» Но Кази-мулла, схватив за руку пылкого мюрида, сказал: «Оставь его, почтенный Даций; он молод еще и со временем, надеюсь, остепенится и будет мне послушен, а способности его подают большие надежды.» Таким образом, великодушный Кази-мулла отклонил удар, который впоследствии от многих бы хлопот избавил Кавказ.

При Гамзат-беке, Шамиль занял еще более видное место и был одним из первых, настаивавших на движении к Хунзаху, с которым Гамзат все еще медлил. Когда же войска последнего обложили столицу Аварии, Шамиль подал совет заманить несчастных ханов в лагерь и истребить их. Гамзат согласился; но едва увидел Нуцал-хана и братьев его у себя в палатке, врожденная доброта сердца и остаток прежнего уважения, не дозволили ему поднять руку на высоких гостей, столь доверчиво положившихся на него. От Шамиля не ускользнула эта, весьма естественная, нерешительность и приблизившись к Гамзату, он шепнул ему на ухо: «Гамзат, куй железо пока горячо, иначе будешь раскаиваться в своей слабости!». Слова эти, раскрыв всю действительность опасности, подавили минутное колебание, и убийство началось.