После этого мой собеседник посмотрел на меня, ожидая первого хода. Всё, что я сумел запомнить из прочитанного за прошлые дни, – это ловушку в русской партии. И на пятом ходу мой оппонент вынужден был отдать ферзя за коня. Ходы мы делали очень быстро, и в результате партия закончилась меньше чем за десять секунд.

Адепт общения, заявивший, что результат его не интересует, стал пунцово-красным и выдавил из себя:

– Хорошо ещё, что не детский мат.

Мне стало немного жалко моего партнёра, и я пообещал, что никто не узнает о данном событии, на что тот ответил:

– Что мне кто-то, когда об этом знаю я.

Потом, глубоко вздохнув, напарник внимательно оглядел меня и с плохо скрываемым раздражением спросил:

– А фамилия у тебя не Петров будет? Больно ловко ты меня в русской партии подловил.

– А почему моя фамилия должна быть Петров? – удивился я, не понимая вопроса.

– Русская партия ещё называется защитой Петрова, – пояснил он и добавил: – Может, ещё сыграем?

– Пётр Карпович, это единственное, что я знаю в шахматах кроме общих правил, – откровенно признался я. – Вчера подсмотрел в книжке. Поэтому если вам принципиально важно отыграться, то я сразу сдаюсь.

– Да ладно. Что значит отыграться? Мы же просто с удовольствием проводим, так сказать, свободное время, и счёт здесь не имеет никакого значения, – рассуждал Пётр Карпович, записывая в своём блокноте сегодняшнюю дату, и, узнав мою фамилию, дописал: «Хромых – Треумов. 1:1».

После чего немного успокоился и спросил:

– Хотя фамилия Треумов тоже подходит для… – Пётр Карпович развёл руки, как бы обозначая то, чему он и названия дать не может, и добавил: – Вот и у меня фамилия подходит.

Я замялся, не зная, как реагировать на последние слова, но Пётр Хромых благодушно заметил:

– Да ладно, я уже привык, что называют меня в клубе Хромых и по фамилии, и по походке. Тебе уже, небось, рассказали, как я хромать стал? – поинтересовался он, забывая, как мне показалось, результат партии.

– А кто мог мне это рассказать? – спросил я.

– И то верно, – согласился Хромых и добавил: – Лучше уж я сам расскажу, а то другие что-то переврут, что-то переиначат.

Перед началом рассказа Пётр Карпович улыбнулся своим воспоминаниям:

– По молодости я после службы в армии на сверхсрочную остался. И когда года три отслужил, считал себя опытным воякой. Тогда к нам в часть молоденького мамлея, ну в смысле младшего лейтенанта, прислали. Был он сразу после училища и блестел, как юбилейная монета в 1967 году в том же самом году. И как-то отношения с ним у меня сразу не заладились. Может, юмора он не понимал, а может, я всё же пережимал. В тот день, когда он прибыл в часть, я на плацу салаг муштровал. Идет молоденький офицер, я на строевой шаг перехожу и честь ему отдаю. Он, естественно, отвечает. Вдруг остановился, что-то ему показалось сомнительным, но что именно – никак не мог понять. Зовет меня, значит. Просит доложить, почему не по уставу. «Что не по уставу?» – удивляюсь я. Все вокруг угорают, а до него так ничего не доходит. Уже через два дня он меня встретил и говорит, что, мол, я честь левой рукой отдавал. Но время-то ушло. Наказывать поздно. Потом я его ещё подставил с автоматами. Прихожу и жалуюсь, что автоматы для левшей привезли только пятнадцать, а их нужно минимум двадцать два. Он усомнился в том, что бывают автоматы для разных рук, но я на него посмотрел удивлённо, да и ребята так картинно глаза попрятали, мол, чтобы не смущать неуча. Не поверишь, но он пошёл к командиру батальона жаловаться. С понятными последствиями. Вскоре его от нас перевели, а уже под самую мою пенсию я с ним вновь пересёкся. Я уже был прапорщиком, а его заместителем командира части, где я служил, прислали. Уже гад опытный. Всё мне припомнил. И как честь отдавал, и как автоматы для правой и левой руки требовал, и много ещё чего. Так что жизни мне не стало. Благо, что пенсия, вот она – рядом. Покрутился я недолго и рапорт на увольнение написал.