С Кем Чеа я познакомилась неожиданно в Русском культурном центре. Зашла узнать у заведующей библиотекой Дианы Анатольевны про кхмеров, которые когда-то учились в России.

Диана могла поделиться только своим собственным опытом, как все московские друзья отговаривали ее выходить замуж за кхмера: другие обычаи, другой язык, тропики, инфекция…

– Но родственники мужа встретили меня так тепло, так радушно! И я поняла, насколько беспричинны были волнения по этому поводу. А вот что касается трудностей жизни – их хватало в первые послевоенные годы. В апреле началась такая жара, что дочь не могла уснуть, мы ее веером по очереди обмахивали. Вентилятор не могли купить, да и что толку от него? Электричество в доме отсутствовало. У соседа был генератор, и он продавал электричество с шести до одиннадцати вечера. Научилась пользоваться утюгом на углях, чтобы гладить мужу рубашку и свои платья…. Язык освоила. Но скорее разговорный. Все-таки я целый день провожу здесь, в Русском центре, а муж русский знает. Дети по-кхмерски говорят свободно. Постепенно и климат переносить стало легче. Самое главное – люди приветливые, добрые… Что еще вам сказать? – Диана недоуменно подняла глаза вверх.

И тут – на ловца и зверь бежит! – в дверь, постучавшись, вошли в чистенькой, хоть далеко не новенькой, серого цвета рубашке, в темно-серых брюках и шлепанцах на босу ногу мужчина с застенчивой ясной улыбкой и женщина. Они оставляли впечатление сельских учителей – так оно и оказалось. Тоненький, худенький, как многие кхмеры довоенного поколения, невысокого роста (в паспорте – он потом его показывал Диане – рядом с непривычной для нас отметкой «рост» стояло 1,60). Мужчина представился:

– Я Кем Чеа, учитель из провинции Кандаль. Это моя зена – она тозе учительница.

Жена в зеленом сампоте (юбка с запа́хом) и светлой кофточке села на предложенный стул и сложила руки на коленях, как делали примерные гимназистки. За все время разговора она не произнесла и одного слова, только внимательно и с гордостью слушала, как говорил ее муж.

– Я учусь русский язик, – продолжал Кем Чеа.

Мы сначала не поняли, хочет ли он учить кого-то русскому языку или сам хочет заниматься. Оказалось, и то, и другое.

– Я узе восемь лет не говорил по-русски. Мне стыдно, что я так плоко говорю.

Его отец – дальше он заговорил по-кхмерски, и Диана переводила его рассказ – погиб при красных кхмерах. Старшие братья тоже. Тогда многие страны старались поддержать Камбоджу. Россия тоже помогала, и он стал учить русский язык. Его отправили проходить практику в Иркутск. Вернулся и начал преподавать в сельской школе Кандаля русский язык. Но вскоре, закончил он, все также улыбаясь, в России началась перестройка, специалистов сюда не присылали, наши тоже перестали ездить. Пришлось переквалифицироваться и преподавать английский.

В этом году Кем Чеа решил восстановить утраченное.

– У меня сейчас десять учеников в сколе. Они занимаются русским. У меня нет новые словари русский и учебники. Хочу взять у вас.

Год русского языка оказался для него удачей – за это время выпустили несколько новых пособий с сидиромами для прослушивания текстов. Диана сказала, что сможет выдать новые пособия только на неделю.

– Я успею делать ксерокс.

– А у вас в школе есть компьютер? – спросила я.

– Есть. Нам подарил один японский бизнесмен.

– Тогда лучше не ксерокопировать тексты, а просканировать и отпечатать на принтере, – посоветовала я. – Это вам дешевле обойдется.

Кем Чеа мягко улыбнулся:

– У нас нет сканера и нет принтера. Есть только компьютер, – отозвался он.

Мда. Это почти то же самое, что иметь машину, но без колес.