– Посетители у него были? Друзья?

– Нет и нет. Никто не приходил, и он ни с кем не подружился. Разве что в библиотеку записался, но у него там был рабочий кабинет. Ему туда все наши, у кого дети, приносили тетрадки. Сидел счастливый, мог до самой ночи над тетрадками корпеть. Странный был тип, правда. И вот вроде бы высокий, рыжий, светлые глаза, но он каким-то образом в самом деле умел становиться полностью незаметным. То ли сутулился как-то, замолкал, смотрел себе под ноги, всегда говорил негромко, а знаешь, как будто бормотал себе под нос что-то. Я уже думал, что его надо в больничку, а не к нам.

– Почему? Слишком тихий или были замечены отклонения психические?

Сергей замялся, выкурил еще одну сигарету, сходил за кофе. Гуров ждал. Лев Иванович очень хорошо умел ждать, и ему никогда не было скучно. А еще он уже неплохо знал своего приятеля: тот не будет ничего скрывать, а раз замялся, значит, подбирает слова, чтобы озвучить свои сомнения.

– Потому что он был как бы не тут. Погружался настолько глубоко в свои мысли, что иногда приходилось по пять-шесть раз звать его. Он только сидит и моргает. Я думал, что, может быть, он аутист. Вы проверьте там по этой части. Мало ли.

Гуров кивнул. Неплохая зацепка. В личных делах пропавших не было никаких записей о том, что у них были какие-либо проблемы или отклонения. Но если переговорить с теми, кто знал их…

Лев поймал себя на мысли, что не думает о пропавших из СИЗО людях как о преступниках. А именно как о жертвах. Слишком уж «не-преступниками» они были.

– Как сам думаешь, это побег? – спросил Гуров вслух.

Сергей снова ответил не сразу, а пару минут подумал. Для Гурова в такой манере общения не было ничего странного. Начальник Матросской Тишины всегда говорил очень медленно, обдумывая каждое слово. Неподготовленных людей это порой даже немного пугало. А полковник понимал, что человек просто размышляет, слова подбирает.

– Не думаю. Ему незачем было бежать. Срок давали условный на три года, плюс часть он уже отсидел, пока шло следствие, его дело как-то затянулось из-за бюрократии. Там дело-то в паре недель было – озвучили бы приговор да выпустили бы его из наших застенков. Мне-то это было на руку, толкового счетовода сейчас не найдешь. Можешь считать меня психом, но мне кажется, что его выдернули зачем-то. И мне кажется, что он мертв. Как будто раз – и стерли человека из системы.

Гуров кивнул:

– Не только тебе. – Помолчал, выбирая слова, и проговорил медленно: – Сам понимаешь, Серега, работаем мы быстро и полуофициально. Об этом деле должны знать как можно меньше людей. Мне бы как-нибудь тихо получить доступ к записям с камер наблюдения тех мест, где Клюге видели в последний раз.

– Без проблем. Просто найдите как можно быстрее того или тех, кто устроил нам это приключение. С моей стороны любая помощь. Но имей в виду, человеческий фактор никто не отменял. Старая команда, те, кто у меня давно работает, будут молчать. Есть пара новичков, им я пока не очень доверяю. Поэтому на всякий случай помалкивай, будем считать, что ты устроил внеплановую проверку как эксперт из Главка. Старички тебя, конечно, уже в лицо знают, но мало ли какие правила новые появились. Разнарядка пришла вам в Главк, всякое такое. Сможет твой Орлов состряпать какую-нибудь бумажку с печатью? Я пока подготовлю все записи и расспрошу тех, кто дежурил в предположительный день пропажи.

– Предположительный? – изогнул бровь Гуров.

– Именно. Если честно, я уже ни в чем не уверен, так что точно все выяснять вам.

– А подробнее?

– Если подробнее… Смотри. Камера «ботаников» – так мы этих троих заучек прозвали – тихая. Они все в себе. Ну и… им позволялось чуть больше, чем остальным. Все-таки статьи незначительные. А тот же Клюге, я тебе рассказывал, нам помогал чем мог. Не стучал, нет, упаси боже. А со своей математикой… Короче, он мог к обеду в камере не появиться, а только к отбою вернуться из библиотеки. Никто и не дергался. И сокамерники его не нервничали особо. Вот и…