Нет, Владимир Анатольевич никогда не повышал голоса, даже укорял как-то полушутя, максиму вот так строгим голосом замечание сделать мог, но в то же время давал понять, что на его слова следует обратить внимания.

Но Оле стало как-то неловко от того, что в этот самый момент она задумалась именно о нём, напрочь забыв про дорогу.

– Ну, давай, стартуй! – уже весело сказал он, – Ты чего сникла?

– Да чего-то я сегодня с утра какая-то несобранная, погода, наверно, такая, – принялась выдумывать себе оправдание Оля, а у самой в голове свербило: «Ой, хоть бы ничего не заметил, а то будет думать обо мне не пойми что!»

Ну а что делать, если поневоле все мысли были последнее время только о нём? Молодой, интересный, добрый, знающий, да ещё и на внешность весьма привлекательный. От него все были в восторге, не говоря уже об ученицах всех возрастов. Как тут не обратишь на него внимания? Хотя он вёл себя исключительно педагогично: ничего лишнего не позволял, всё только по делу, ну и разговоры на общие темы. Но почему-то настолько располагал к себе своей естественной открытостью, заинтересованностью в собеседнике, что у Оли волей-неволей стали появляться фантазии на тему. К тому же, внешне он соответствовал её предпочтениям, в отличие от бывшего мужа, который, как она сейчас уже осознавала, вообще непонятно как смог заинтересовать её как мужчина, потому что внешность у него была настолько посредственная, что Оле уже просто казалось теперь, что на неё замутнение какое-то нашло, когда она стала с ним встречаться.

А Владимир – да, совсем тот тип мужчин, что ей нравится: темноволосый, подтянутая фигура, красиво изогнутые брови, открытый взгляд, добродушная улыбка… Ну, это в целом, то, что отметилось в памяти с первой встречи, а потом уже стали проявляться особенные черты, такие, которые, казалось, заметны только ей одной, а остальные видят лишь в общем: прядка, постоянно падавшая на лоб, которую он отправлял на место привычным движением пальцев, полуулыбка, появлявшаяся, когда он шутя укорял её за промахи, то темнеющие, до почти чёрно-коричневого, то вдруг светящиеся янтарно-карим оттенком глаза; слегка приподнимающаяся правая бровь в ответ на какую-нибудь спорную реплику, и заразительный мальчишеский искренний смех. Всё это, как назло, зарисовывалось чёрточка за чёрточкой в памяти, оформляя уже такой знакомый образ в её мыслях.

– А я думал, погодка сегодня наоборот – весенняя совсем, небо, видишь, яркое такое, насыщенное…, – мечтательно произнёс он, – Ну ты давай, не отвлекайся, через час вот можешь любоваться красотами природы, а пока что любуйся красотами дорожных знаков.

– Так, а… а здесь мы прямо с обоих рядов можем проехать? – спросила Оля, поворачивая на очередную улицу.

– Я ж говорю – на знаки поглядывай: вон, смотри, – он указал пальцем вверх, на растяжку над дорогой, – что изображено? Правый ряд прямо и направо, левый – прямо и налево, так что езжай, в каком хочешь, но лучше в правом, налево больше машин поворачивает.

Оля послушно перестроилась и покатила вслед за красным "фольксвагеном" прямо.

– О, вон, видишь, машинка наша стоит? – он показал рукой в окно. У обочины стояла на аварийке семёрка из их же школы, возле которой в задумчивости стоял инструктор, изучая бампер придирчивым взглядом, – Давай поворотник, и объезжаем её! – скомандовал Владимир.