Девушка испугалась и спряталась за спину Эркина.

– Кто тут? Выходи! – крикнул он, прищурив глаза и глядя в темноту.

– Зайнаб опа, это я, не бойтесь! – услышали Зайнаб и Эркин голос молодого парня.

– Анвар? Это ты? – выходя из-за широкой спины Эркина, спросила Зайнаб.

– Да, это я, ассалому аляйкум, акя. Ух ты! Сколько у Вас медалей! – с восхищением воскликнул парень, очень похожий на свою сестру.

Он с восхищением разглядывал ордена на груди Эркина, даже потрогал пальцами.

– Ва аляйкум ассалом, укажон. Хорошо, что вышел встречать сестру, теперь я могу не волноваться за неё. Ну, я пойду? – ответил Эркин.

– Значит, Вы воевали… а я убегал на фронт, два раза убегал, но меня снимали с поезда и возвращали домой, – тяжело вздыхая, сказал Анвар.

Кучерявый парень, худощавый, высокий, с такими же большими, карими глазами, чернобровый, с дерзким, прямым взглядом, вызывал уважение.

– Значит, был ещё мал. До свидания, Зайнаб, мне пора идти, придётся пешком добираться, может арбу встречу по дороге, хотя… поздно уже, – сказал Эркин, собираясь идти.

– Ну куда же Вы пойдёте так поздно, акяжон? Оставайтесь у нас, ночь скоро, куда же Вы пешком пойдёте? – воскликнул Анвар.

Зайнаб, опешив, посмотрела на брата, потом перевела взгляд на Эркина, он смотрел на неё, словно ожидая, что же ответит она, но девушка растерянно молчала.

– Да нет, неудобно. Зачем мне стеснять Вас, пугать ночью Вашу маму, ничего, часа через два я дойду до дома, – ответил Эркин.

– Эээ, нет! Я не могу отпустить Вас, Вы знаете наше гостеприимство, акя, а мама только рада будет такому дорогому гостю, пойдёмте, мама волнуется, – ответил Анвар более настойчиво.

Эркин не мог отказаться и во второй раз, это значило, обидеть парня и он пошёл следом за ними. Анвар с гордым видом озирался вокруг, сожалея, что их не видят соседи. Не видят, как он идёт рядом с героем войны. Мама Зайнаб и правда волновалась за дочь, а увидев рядом с ней чужого парня, встревожилась ещё больше. А когда узнала, что они вместе учатся, а парень просто проводил её дочь до дома, немного успокоилась, да и грудь парня, увешанная орденами и медалями, открытое, красивое его лицо, внушали доверия.

– У нас дорогой гость, ойижон. Он сегодня останется у нас, трамваи не ходят, а пешком до дома идти далеко, – сказал Анвар, как только вошёл в дом.

– Ассалому аляйкум, кеное, простите, что побеспокоил Вас в такое позднее время. Ваш сын любезно пригласил меня к вам, – сказал Эркин, немного смущаясь внимательного взгляда ещё молодой женщины, так рано овдовевшей.

– Ва аляйкум ассалом, сынок, ну что Вы! Гость в доме – это святое, Вы же знаете. Спасибо, что проводили мою дочь, хотя я и настаивала, чтобы она не ходила на эту вечеринку. Анвар, сынок, разожги самовар, Зайнаб, собери на стол, присаживайтесь, – сказала женщина, приглашая Эркина сесть.

Небольшая комната, с печкой буржуйкой, труба которой была выведена в окно. На полу циновка и сверху старый ковёр, собственно, даже не ковёр, а плотное подобие ковра, валяное из кусочков овечьей шерсти, выкрашенных в разные цвета. Такие "ковры" защищали от холода, ведь у многих в доме не было полов, просто утрамбованная земля, на которую стелили сначала твердую циновку и сверху этот валяный ковёр. Они так же защищали от насекомых, даже скорпионов, что часто ползали в старых домах, но овечья шерсть не позволяла скорпионам двигаться по ним, да и запах овечьей шерсти отталкивал. На нём были постелены курпачи и стояла хантахта, куда и пригласили сесть Эркина.

– Спасибо большое, но не стоит беспокоиться. Поздно уже, Вам спать пора, а тут я… – ответил Эркин, чувствуя неловкость в присутствии матери Зайнаб.