Их разговор прервал голос Батыра.

– Ассалому аляйкум, соседи! А мы вот решили вас проведать, – сказал он, подходя к топчану вместе с Зухрой.

Она держала в руках ляган, который быстро поставила на хантахту.

– Ааа… Батыржон! Зухра, проходите, присаживайтесь. Хорошо, что зашли, – пододвигаясь и уступая место Батыру рядом с собой, ответил Шакир акя.

– Зухра голубцы приготовила, Мумин уехал в Фергану, а мы вот решили к вам зайти, – сказал Батыр, присев рядом с ним.

– А Гули мошхурду приготовила, без мяса, правда, но мош и без мяса калорийный и вкусный. Зухра, присаживайся, в ногах правды нет, – сказал Шакир акя.

– Как Мехри опа себя чувствует? Она ещё в больнице? – присев рядом с Гули, спросила Зухра.

– Тебе спасибо, что доктора вовремя вызвала. Был у неё днём, ей намного лучше, привет вам передавала, – ответил Шакир акя.

Гули, спустившись с топчана, принесла две косушки машхурды и поставила перед соседями, затем, извинившись, ушла в дом. Зухра с каким-то сожалением проводила девушку взглядом и тяжело вздохнула.

– И где были мои глаза… – подумала она, словно только что увидела Гули и оценила её и скромность и девичью красоту.

Дети Шакир акя и Мехри опа и правда, отличались от других детей в махалле. И ростом были выше, и внешне красивее. Чернобровая, кареглазая Гули, была тихой и скромной, некоторые женщины уже говорили Мехри опа, что девушка скоро станет невестой и очень красивой.

– Спасибо. Может и сама схожу завтра к сестре, а доктора я вызвала… испугалась очень, она ведь без сознания лежала, когда я вчера рано утром зашла к вам, Шакир акя. И себя виню, из-за чужой девушки столько шума зря подняли, не стоит она того. Я не должна была винить Эркина, он мужчина, это она… – довольно резко говорила Зухра.

– Замолчи, жена! Я что тебе говорил? Тема закрыта и я не позволю, чтобы мы из-за таких глупостей ссорились с соседями, которые нам стали ближе родных. Шакир акя мне, словно брат, Мехри опа, сестра. Лучше завтра приготовь что-нибудь для Мехри опа и сходи к ней в больницу, проведай нашу сестру, – строго взглянув на жену, сказал Батыр.

– Хорошо, завтра непременно схожу, – ответила Зухра, опустив голову и вспомнив, что получила от мужа крепкую оплеуху.

Да и вчера, услышав, что Мехри опа стало плохо и её увезли в больницу, он, разозлившись и обвиняя в этом её, не преминул ударить её несколько раз. Ведь в те годы, в больницу люди не ложились, даже с тяжёлым недугом, люди переносили болезни на ногах, людям было не до больниц, война была, а теперь война закончилась, но проблем меньше не стало. Работы прибавилось, люди хотели жить лучше и сытнее. Батыр и раньше, нет-нет, поднимал руку на жену, за её длинный и острый язык, но всегда говорил, что горбатого только могила исправит. Ещё добавлял:

– Помяни моё слово, однажды, твой язык доведёт до беды!

Вот Мехри опа, которую Батыр всегда ставил в пример жене, никогда мужу не перечила, она вообще была другая, более добрая, более мягкая и мудрая.

На следующий день, Зухра приготовила хасып (типа колбасы, баранью кишку наполняют селезёнкой, лёгкими и рисом, добавляя специи и варят в воде, завязав оба конца кишок), это и дёшево, и вкусно, она поехала в больницу, с вечера спросив у Эркина, где лежит его мать. Мехри опа не ждала Зухру, но увидев её, очень обрадовалась и крепко, по-родственному обняла её.

– Не стоило тебе беспокоиться, Зухра. Но я очень рада тебя видеть, ведь и поблагодарить тебя не успела. Мне сказали, это ты позвала нашего доктора, Зинаиду Семёновну, спасибо тебе, Зухра, – усадив женщину за стол и наливая ей в пиалку ещё горячий чай, сказала Мехри опа.