– Молчать! – прогремела учительница, сжав кулаки до побледнения костяшек пальцев. – Тебе пока слово не давали!

Раскрасневшийся от злости и обиды, что рак, я отвернулся.

– Вторник: – продолжила учительница, – этот молодой человек прилепил жвачку к волосам нашей умницы и красавицы Ксении. Ксения? Ты это подтверждаешь?

– Подтверждаю! – воскликнула одноклассница. Теперь мне нечего было сказать в свою защиту, ибо обвинение было вполне обоснованным. Но раскаиваться было не в моих планах. И я только едва заметно перекривлял одноклассницу. Эта Ксения просто выводила меня из себя. От неё так и веяло непомерной дерзостью и заносчивостью.

– Среда, – не унималась Ирина Викторовна. – Он сел на подоконник, смахнув с него горшок с цветком. Горшок разбился, цветок пришлось выбросить.

– Я ведь не специально, – пожал плечами я и взглянул на учительницу. Тогда она стукнула указкой по моей голове и, вздохнув, продолжила:

– В четверг он написал контрольную на двойку.

– Мне попался слишком сложный вариант, – оправдывался я.

– Негодник! – прогремела учительница. – Ты не в том положении, чтобы открывать рот! Ты и дня не можешь провести, не причинив никому неприятностей!

– Но разве сегодня я причинил кому-то неприятность? – недоумевал я. – Я ведь всего лишь уснул на пару минут.

– Ты бессовестный лживый мальчишка, который непременно понесёт наказание за все свои злодеяния! – она метнула взгляд на свой стол. – Положи ладони на стол!

Я повиновался. Учительница уже замахнулась указкой и я зажмурил глаза в предвкушении дикой боли, которую будут приносить её удары по моим пальцам. Но она вдруг опустила указку и ухмыльнулась. Она схватила мою кисть и продемонстрировала её одноклассникам.

– Полюбуйтесь, ребята, на этого псевдо школьника! Смотрите, сколько грязи под его нестрижеными ногтями.

Затем она отбросила мою руку и сказала уже без прежней живости:

– Такие как ты, Тамаш, должны быть крепостными, прислуживать богатым и образованным людям. А не ходить с ними в школу по одной дороге и не сидеть с ними за одной партой.

– Слава богу, крепостное право отменили, – отозвался я сдавленным голосом. Страх перед грядущими ударами, стыд перед одноклассниками, обида на слова учителя хотели заставить меня громко и безудержно разрыдаться, что я последний раз позволял себе в шестом классе по милости учительницы. Но я держался из последних сил и не давал слезам хлынуть из глаз, ибо сейчас мне было крайне важно показать этой женщине, что я равнодушен ко всему, что она говорит и что стерпеть эту боль мне раз плюнуть.

– Жаль, что отменили, – выразила своё мнение Ирина Викторовна. – Когда-то такие как ты пользу приносили, выполняя тяжёлую работу, а не болтались, как сейчас, по городу, обманывая порядочных граждан и воруя у них деньги.

– О чём вы говорите? – возмутился я. – Я совсем вас не понимаю.

– Неужели?! – воскликнула учительница. – Может, ещё скажешь, что не сын цыганки?

– Конечно, нет, – усмехнулся я. – Моя мать русская, и вы об этом прекрасно знаете. Вы ведь видели её не раз на родительских собраниях.

– У тебя даже ума не хватило подумать, что у белого человека никогда не родится чистокровный цыган. Ты посмотри на себя, у тебя же от русского только язык!

В то мгновение я походил на разозлившегося быка. Голова моя выдвинулась вперёд, глаза налились кровью. Сжав кулаки, я стоял и смотрел из-под нахмуренных бровей на отошедшую на пару шагов назад учительницу, которая, как я полагаю, теперь готова забрать назад свои доводы, ибо её донимал страх перед моей физической силой.

– Вы подлая лицемерка, – сказал я в гневе. – Я знал, что вам не ведомы такие понятия как доброта, нравственность, справедливость. Но вот уж не думал, что вы наплюёте на честность. Вы говорите эти глупости, только чтобы задеть меня, оскорбить. Но я не поддамся на ваши уловки. Вы несёте несусветную чушь и сами об этом знаете.