Тория вздрогнула от очередного выкрика Дариза и невольно прижалась плечом к Логану, неподвижно стоящему рядом.
– Я не стану извиняться, Рэн! Не стану! Ясно?! И ты меня не заставишь! – ревел Дариз, круша все, что попадалось под руку в небольшой гостиной на третьем этаже Крайнего замка.
От Дариза так разило жаром, что пришлось распахнуть окно, дабы не задохнуться.
– Когда я сказала, что ты пойдешь и извинишься, это был не вопрос и не просьба, братец. Приказ, – спокойно ответила Рэнла, которая сидела на узком подоконнике, свесив одну ногу наружу, а колено второй притянув к груди и обхватив руками. Она прислонилась затылком к раме и прикрыла глаза. Теперь она почти всегда выглядела изможденной, но своего обаяния и неземной красоты притом не растеряла.
Поддерживать в телах Проводников жизнь ей было нелегко. Без истинной пары Смерть по-прежнему оставалась слаба, хоть и старалась изо всех сил казаться сильной ради тех, о ком поклялась заботиться: Дариза, Логана, Тории. Больше у нее никого не осталось. Мать погибла, когда армия Неверных вторглась в Пагрэю. Арлетта до последнего сражалась за свой дом, а проиграв, предпочла рабству самоубийство. А вот дядю Кастера, Мойну и их дочерей сделали невольниками при новом короле Пагрэи.
Попали в рабство и король Эйрогас с Пейврадом и Фридэссом. Принцы теперь прислуживали лично Пустоте, так как эта тварь засела в Элхеоне. Селия сбежала, когда запахло жареным, нашла своего ненаглядного виконта Равшланда и пыталась скрыться вместе с ним, но их поймали, пленили и вернули в Белый замок, где они вынуждены жить рядом с Эйрогасом и принцами. Поговаривали, что предательство горячо любимой жены едва не свело бывшего короля Элхеона в могилу, и только сыновья не дали ему сломаться.
Все это Рэн знала от Проводников, которых отправила в каждый уголок Скрытого мира. Это было сделано не только ради слежки за Пустотой и ее прислужниками, но и ради обычных людей. Новоиспеченная Смерть чувствовала вину за те страдания, на которые обрекла человечество. Хотя, сколько бы раз Рэнла ни прокручивала в голове события того дня, когда погибли Отражения, она не видела иного способа сбежать от Алгода и Хьеллы. Если бы не решение призвать мертвых, от Богов ничего не осталось бы. А так в сердце теплилась какая-то надежда. Будучи не в силах загнать мертвых обратно, Рэн решила дать тела Проводникам, но не могла обеспечить им бесконечный запас магии, потому велела помогать лишь тем, кто готов щедро платить. Так, играя роль алчных и безразличных к чужим бедам Падальщиков, слуги Рэн стали ближе к наместникам Пустоты, которые нанимали их для защиты поселений, и могли бережно черпать божественную магию из скудного резерва своей госпожи, не распаляясь на спасение всех без разбора. Ситуацию это не сильно поправило, но лучше уж так, чем полное бездействие. Этим Рэн себя и утешала, в глубине души не переставая корить за слабость и необходимость скрываться вот уже одиннадцать лет.
Сегодня к обычным тревогам добавился страх за жизнь Дариза. Если бы не мальчишка-слуга, которому Логан приплачивал, чтобы тот не спускал глаз с госпожи Тории и ее раба, все закончилось бы трагедией. Но даже так Рэн с Логаном едва успели. Они были за стеной, когда их нашел мальчик: выслеживали одержимых, замеченных стражей накануне. У Рэн чуть не остановилось сердце, пока они неслись на базарную площадь. Никогда прежде она не желала придушить Дариза вместе с его ненаглядной Торией так, как сейчас.
Впрочем, на Торию злиться было бесполезно. Сколько Рэн не убеждала ее быть тверже, она все равно потакала Даризу, жалела и защищала его. Аналогично вел себя и братец. Рэн была уверена, что эти двое уже давно влюблены друг в друга, и искренне не понимала, отчего так упорно не желают стать парой, день за днем продолжая играть в дружбу. Тории исполнилось двадцать шесть три месяца назад. Она сильно похорошела за последние годы, стала смелее и увереннее в себе, больше не вспоминала своего Морая и ходила за Даризом хвостиком. Правда, принцесса чуть не лишилась чувств от смущения, когда Рэн объявила, что она будет исполнять роль его госпожи. Дариз в тот день хоть и был расстроен необходимостью притворяться рабом и надеть ошейник, не смог скрыть хитрого, довольного блеска в глазах, поняв, что отныне ночевать будет в одних покоях с Торией.