Собеседница чуть видно закивала головой и прикусила губу.

После того, как умерла бабушка – единственный якорь, державший Веру в поселке Жуковский – Осипова решила уехать из дома и начать новую жизнь в столице. Лучше затеряться в толпе незнакомых лиц, чем жить в тесном кругу тех, кто знает тебя и твою семью всю жизнь. Мать Веры, женщина трудная и никогда ничему не радующаяся, вырастила дочь с твердым понятием, что именно из-за нее, ее родного ребенка, ни один мужчина не захотел связать с ней жизнь.

– Я навещаю могилу бабушки раз в пару месяцев, поселок маленький, дорога дальняя, – продолжила рассказ Осипова, – до или после кладбища забегаю в местное кафе. Частенько кого-нибудь из старых знакомых встречаю. Одна из таких знакомых рассказала, как бабушки на скамейках поведали ей о Липове. Был на днях, в дверь Крыгиных не стучал, но о Вике спрашивал. Где она, как она? Как дела у нее, чем занимается? А бабульки-то, – грустно усмехнулась Вера, – они же как местный интернет. Вика, она вот тут работает, в такой-то кондитерской, замуж уже вышла, в Жуковском редко бывает, умница-красавица…

– Он очень ее любил?

– Любил, по-своему. Считал своей. Перед тем, как его закрыли, обещал письма писать каждый день, просил Вику, чтобы она его дождалась.

Кинув взгляд на свой телефон, Валерия подавила желание тут же позвонить Егору и спросить, насколько хорошо он был осведомлен о прошлом своей усопшей жены. Он наверняка знал эту историю. К тому же видел шрам от старой тату на ее теле. Ирина Васильевна, скорее всего, не была информирована о многих деталях: и Вика, и Анна не хотели лишний раз расстраивать мать рассказами о давно забытом прошлом.

– Вы тоже татуировку свели?

Осипова взялась за горловину своей цветастой кофты и оттянула ткань вниз. На улице был поздний вечер, но искусственного освещения от киоска и фонарей было достаточно, чтобы увидеть разницу между здоровой кожей и белесыми полосками шрама.

– Вы обращались в полицию?

– Нет, они ко мне сами пришли. Так же, как и вы, увидели эту фотку на моей странице. Предупредили, что если Липов появится, сразу звонить, не ждать, пока он и меня зарежет. Но я не думаю, что он покажется.

Валерия была согласна с Осиповой: Валентин ведь не писал любовные письма Вере и не был разочарован в ней как в даме сердца, которая наплевала на своего принца, пока он томился в тюрьме.

– А зачем вы сделали тату? – больше из личного любопытства, чем из профессионального интереса спросила Валерия.

Осипова безразлично пожала плечами:

– Липов предложил, Вике идея сразу понравилась. Вроде как мы все друзья до гроба, мы трое с именами на В. А мне тогда было все равно, тату или пирсинг, или обриться наголо. Слава Богу, инфекцию не занесли, все зажило нормально. Но торчал этот круг из-под ключицы очень некрасиво, позорно даже. Линии были неровные, делали впопыхах с настольной лампой, без перчаток, ученик ученика, – Вера устало потерла переносицу, гоня эти глупые воспоминания от себя, – вот идиоты-то… А потом, после переезда в Москву, я поднакопила и свела этот ужас. Теперь могу блузки носить, майки, футболки с низким вырезом…

Валерия понимающе кивала. Липов, для которого удаление этой татуировки было актом святотатства, вырезал ее на груди у своей мертвой любимой. Чтобы похоронили ее с этим кругом и буквой В – ее первой (и самой настоящей, по его мнению) любовью.

Прокручивая в голове различные варианты похищения Добычиной из кондитерской, Валерия машинально вытащила из рюкзачка заранее припасенный календарик с изображением женщины, смотрящей в стеклянный шар, и протянула его продавщице.