– Не беглый?

Кашапов предъявил справку об освобождении.

– Не нашенский, стало быть… Куда путь правишь?

– К корешу еду лагерному – может, подскажет, где какую работу найти; как с жильем устроиться. Домой… – Сейфула на миг задумался – …не хочу! Там мать, сестры замужние… правильные все – будут стыдиться, корить-совестить, а я уж не маленький…

– Бугай ты здоровый! За что сидел-то?

– Тебе правду сказать или соврать?

– Ну и молчи – меньше знаешь, крепше спишь… Ты наливай да пей, не стесняйся. Хоть дело твое и бесконечно важное – друга достичь, но я рассудил: у зятька моего на автостанции есть забегаловка придорожная, – старик скрипуче хехекнул, издав своеобразного тембра смешок. – «Вдали от жен» называется. Мог бы ты ему там сгодиться. Баил, что рук не хватает и толкового парня…

– Опять криминал? Нет, хватит. Против закона не пойду…

Старик игнорировал его вопрос.

– Ты не хватай вожжу, покуда не запряг… Быстрый какой. Ты теперь посиди за столом – поешь, выпей вдосталь и спать ложись. Внучок прибежит проведовать – он меня кажный день проведат – я его на лисапетке на автостанцию отправлю. Передаст, что надо – может, к вечеру и зять мой явится, коли соизволит… Он сам такие дела решает. Если сладите, будет тебе и ксива, и хаза, и дело с баблом…

«Черт!» – подумал Кашапов. – «Не этого ведь хотелось. Может, к Анюте снова вернуться? Да поди теперь не найти – удрал, как тать в нощи, не разбирая дороги…».

Тоскливо наплескал себе полстакана мутного самогона, выпил – ладно, посижу-подожду, может, сама судьба велит мне остаться здесь. Допью самогон, спать завалюсь…

Голову уж сносило.

Откуда-то издалека стариковский ворч:

– Жестокая наша страна! И люди все – сволочи! Чуть оступился человек и, ну, его всем миром травить – бессовестно, подлым образом прямо-таки преследуют. Было так, так и будет. Я тебе скажу – за границей все наоборот: там живут в свое удовольствие.

– А ты был за границей?

Дед заскрипел противным смешком:

– Телевизор смотрю.

– И что там показывают?

Лучше бы Сейфула не спрашивал.

Старик снова поплел свою агитацию:

– Хорошо за границей живут – лучше нашего. Нам далеко до них… А ты пей-пей, мало будет – еще принесу.

Сейфула чувствовал – еще глоток и никто ему тоже не нужен будет: ни Анюта, ни Гаврик, которого на зоне он звал «ацухой»… Что, теперь у него новый батяня будет?

Набычившись, посмотрел на хозяина – шею бы тебе свернуть, старый хрыч!

– Пей-пей, до вечера успеешь проспаться. Зять мой шибко не любит пьяных. Он отчаянных любит и послушных.

Сейфула послушно выпил. А старик опять засмеялся. Дальше все поплыло…

Очнулся Кашапов, как и предсказывал хозяин, под вечер. У топчана на табурете сидел незнакомый мужик – нерусский по виду. По бороде его роскошной с серебряной вязью седины можно было дать лет пятьдесят ему – но что-то подсказывало Сейфуле, что южанину этому лет сорок с небольшим. Об этом свидетельствовала кожа лица смугловатая, туго натянутая, чистая – почти без морщин. Прямой и красивый, с выпуклыми ноздрями нос рассекал лицо от большого лба, обрамлённого жёсткими чёрными волосами. Глаза чёрные смотрели тяжеловато, повелительно.

– Работу ищешь?

Говорил он, как ни странно, почти совсем без какого-либо акцента.

– К корешу добираюсь… – ответил Сейфула, прикидывая про себя, как к седобородому обращаться, да какую долю уважения выказывать; но тот помог сам.

– Меня Ираклием зовут.

– Понял. А меня – Сейфула! Вот, немного застрял в ваших местах.

– Что у кореша для тебя кубышка припрятана? – с легкой усмешкой спросил Ираклий – Везде надо работать. Одно дело зона, где можно пайкой делиться, другое гражданка – где каждый сам за себя. Мне сейчас позарез человек нужен, завтра найду – не возьму, хоть запросись. А к корешу еще успеешь – бабла заработаешь и сгоняешь.