— Зачем убегала?

— Бо… боюсь… — ответила, отбивая от холода чечетку зубами.

— Боится она… А едой бросаться не боялась? — гребя одной рукой к бортику, спрашивал меня, а я молчала. — Молчишь… ну, что с тобой делать… По попе придется отшлепать.

— Не… ет… не надо.

— Раньше надо было думать, когда швырялась едой.

Крепче сжав одной рукой, а другой взявшись за поручень, поднялся по ступенькам. Оказавшись на суше, не отпустил, а наоборот перехватил так, что я оказалась у него на руках.

— Пусти…

— Куда… на холодную плитку? Трясешься вся.

— Куда… ты…

— В душ, греться.

Я даже выдохнула с облегчением, думала, сейчас начнет реально наказывать как маленькую, шлепая по попе. Так он и сказал. Такого позора я не переживу. Как же холодно, разве не должна вода быть теплой? Я отвлеклась лишь на несколько секунд. А он уже занес меня в душ и сам зашел, поставив меня на ноги.

— Вы что… со мной? — возмутилась я.

— И что тебя так удивляет?

— Ну… ну-у… это и удивляет… Конечно, если вы переживаете, что я не знаю в какую сторону открывается кран в душевой, можете не переживать уверена, что справлюсь.

— Я когда-нибудь заклею твой… чрезмерно болтливый рот… женщина.

— Какая еще женщина? Я девушка!

И тут на меня потекла теплая вода… что заставило меня замолчать. Как же хорошо… мне стало все равно, что Арсоев со мной… Даже, если учесть, что он первый мужчина, находящийся со мной в душе. И тут я чувствую как мой халат трещит и рвется, это приводит меня в чувство.

— Что вы делаете?!

Талхан

— Успокойся, я тебя не трону. Так теплее будет, а халат прилип к телу и, вообще, задрался до ушей. А если учесть, что материя побывала в хлорке, то его только выбрасывать.

Это ложь… все, кроме хлорки. Очень хочу видеть недоступное тело.

Сдернул с нее обрывки, то, что осталось от халата, и скинул вниз. Она тут же прикрыла грудь руками, пряча ее от меня. Но я заметил под прозрачной тканью бюстгальтера сжавшиеся от воды и холода сосочки и небольшие ореольчики… розовые, бля… Придумал игру себе… это же чистое наказание…

— Расслабься, я не испытываю удовольствие от насилия.

— Так вы все-таки насиловали, — и это был не вопрос.

— Марина, как так получилось, что из вышесказанного мною, ты сделала свое умозаключение? Прекрати моргать, как мультяшка.

— Я вас боюсь…

— Точно, только меня? А может все же больше себя?

— Что?

Сделав шаг навстречу, вынудил отступить ее, и она уперлась в стенку душевой, выйдя за пределы воды. Убрал прилипшие волосинки с ее губы, она расслабила свой рот, и он чуть приоткрылся.

— Ты слышала… — ответил на ее вопрос, не отрывая своего взгляда от манящих губ. — Я только не могу понять тебя… до конца… но реакция твоего тела говорит гораздо лучше, чем ты бы это сделала.

— Отойди… те от меня… — неуверенно сказала она, что еще раз подтверждает мою правоту.

— А если не отойду?

— Буду кричать.

— Кричи… я уже начал привыкать к твоему сопрано.

Отлепил ее руки от груди, припечатав к стеклянной стене, глядя в ее расширенные зрачки. Невозможно было не опустить взгляд на вздымающуюся грудь, которая соприкасалась с моим телом. Красивая, уверен, без лифа, она еще прекрасней.

— Я чувствую твое возбуждение, — сделав выпад бедрами.

— Не придумывайте… отпустите, я вас практически не знаю… а то, что уже успела, не вызывает ничего, кроме неприязни.

— Ну, так пора узнать, даю тебе такую возможность.

— Благодарствую… не стоит.

— Ну, как знаешь, тогда буду действовать по своему принципу.

— То есть?

— Пришел, увидел, забрал.

— Вы мне неприятны… отойдите, я вполне согрелась.

— А может, разгорячилась? — отпустил ее, отступая на шаг. — Неприятен говоришь… Странно тогда, что ты очень хорошо запомнила мою фамилию, а прошел без малого год. Понравился тебе сразу… Да? Ну, давай… признайся.