- Ну если нет, то шагом марш в столовую! После ужина взводный сержант и отделенные ко мне. Расположение моей палатки уже у вас в ЦСБ.

- Да наш зубек готовил просто блеск, – Степан с недовольной миной на лице отодвинул миску с недоеденной кашей.

- Это тебе, Степка, не ресторан, – ухмыльнулся отделенный.

Он и Соловьев встретились глазами и хмыкнули. Славящийся своими расистскими взглядами Степан неожиданно для всех скорешился на учебке с их поваром, который был родом с Узбекистана. На подколки товарищей он на полном серьезе отвечал – «Не верю в дружбу народов, но верю в дружбу между людьми».

Многие в итоге признавали, что этот сильный белобрысый парень по существу прав. Люди, становившиеся безвольной толпой, действовали чаще всего иррационально, повинуясь стадным инстинктам, древним предрассудкам и еще вдобавок одурманенные шовинистским угаром. А ведь поодиночке большая их часть оказывалась вполне себе адекватными людьми. Как так могло происходить в обществах двадцать первого века, было многим непонятно. Поэтому большинство оставалось приверженцами простейшей системы – «Свой-чужой».

На западе догорал поздний закат. Клубы пыли скрыли от бойцов горизонт, поэтому было сложно разобрать, откуда ее нанесло. То ли из высохшей под жарким солнцем степи, то ли от бесконечной вереницы машин, идущих по трассе. Ольховский от кого-то уже узнал, что с ближайшей железнодорожной станции весь день перегоняют бригадную технику, прибывшую сегодня утром. Наконец и резервисты узнали, что попали в расположение второго механизированного батальона в составе 21-ой отдельной гвардейской моторизованной Омско-Новобугской Краснознамённой бригады. Вновь прибывшие кадры позволили укомплектовать её по штату военного времени. Об этом знали только в штабе бригады. Но и они не догадывались зачем и почему одну из лучших бригад русской мотопехоты кинули именно сюда.

14. Станция Грязовец. Северная Железная Дорога. 22 августа 2036 года

- Гляди, Семен Данилович, – старый путеец подслеповато всматривался в мокрое от капель стекло. – Сначала технику гнали, теперь людей.

- Тебе то что, Кузьмич? – начальник участка оторвался от экрана.

- Да как будто эвакуация.

- С чего это?

- Ты парень еще молодой, а мне бабка рассказывала, как в ту, великую отечественную они уходили от оккупации. Вагонов тьма, на станциях кавардак, даже кипятку и того достать невозможно. А еще и немец сверху …

- Какой немец? – Данилыч поднял голову и недоуменно уставился на старика.

- Какой? Такой! Немец сверху бомбил!

- Когда бомбил? В Узбекистане? Там разве их части воевали?

- Тьфу ты! Я ж про Великую Отечественную!

- Да дед, это же, когда было! Сейчас, слава богу, мир у нас.

- Ага, мир! Ты смотри, сколько составов с людьми идет! А там все больше женщины да детки. И не на юг отдыхать едут, их на Севера зачем-то везут.

- Ох, не пудри мне голову, Кузьмич! И так начальство каждый день стружку снимает, совсем с ума все посходили. Как работников новых, так нет у них. Но планов нарезают…

Данилыч в сердцах чертыхнулся и также уставился в заплывшее от воды окно. Мимо походил очередной «пассажир», составленный из старых, давно снятых с дороги вагонов. Из окошек медленно идущего состава на него уныло взирали женские и детские лица. Неожиданно плечи начальника участка передернулись, и где-то в глубине груди заныло.

«Плохо дело, надо бы доктору показаться».

15. Мэрия Норильска. 25 августа 2036 года

Где-то неподалеку в коридоре загрохотал мощный перфоратор, в здании все лето шел перманентный ремонт. Людям, без конца снующим из кабинета в кабинет, приходилось мириться с этим обстоятельством. Здание было старое, еще советской постройки и явно требовало основательного ремонта. Пока же временного помещения для администрации особого Норильского края не существовало. Так что оставалось терпеть и работать. Основные силы строителей были брошены на самые важные объекты: энергетика, инфраструктура и жилье.