Вечером того же дня, подавленный и униженный, Артём стирал свои носки в умывальной комнате. В помещении, кроме него, был только один человек – крепкий, черноволосый парень, дагестанец, сидевший на подоконнике и молча наблюдавший за ним. Артёму показалось, что и этот незнакомец смотрит на него с осуждением, и от этого стало еще тошнее на душе. Он старался не встречаться с ним взглядом, сосредоточенно возя куском мыла по мокрой ткани.

После долгой, тягостной паузы дагестанец вдруг нарушил молчание.

– Молодец, – сказал он неожиданно спокойно, с легким акцентом. – Всё правильно сказал. Честно.

Артём удивленно поднял на него глаза. В словах дагестанца не было ни насмешки, ни осуждения, а лишь какое-то странное, почти одобрительное спокойствие. Эта неожиданная поддержка от незнакомого человека почему-то немного успокоила Артёма.

Несмотря на все тяготы и лишения учебной жизни, Артём и здесь умудрился завести новых друзей. Общие трудности, совместные наряды и редкие минуты отдыха сближали людей быстрее, чем годы мирной жизни. Они делились друг с другом последним куском хлеба, поддерживали в трудную минуту и вместе мечтали о том дне, когда закончится эта «муштра» и начнется настоящая служба. Ведь после учебки их ждало распределение по кораблям – по тем самым боевым единицам Северного флота, о которых они столько слышали и которые так стремились увидеть.

Глава 12: Первые Шаги по Палубе

Месяцы учебки, наполненные «муштрой» и «зубрежкой», пролетели, как один долгий, изнурительный день. И вот настал волнующий момент – распределение по кораблям. Молодых матросов, уже прошедших первую закалку, ожидали экипажи боевых кораблей Северного флота, базировавшихся на огромной северной морской базе.

За ними, новоиспеченными членами экипажа, прямо в казарму учебки пришел мичман – кряжистый, обветренный моряк с цепким взглядом и голосом, привыкшим перекрывать рев шторма. Он-то и повел их, эту небольшую группу вчерашних курсантов, на их новый дом, на их место постоянной службы – на борт огромного, пахнущего краской и металлом, боевого корабля. Для Артёма начинался новый, еще более сложный и непредсказуемый этап его флотской жизни.

Мичман, чеканя шаг по гулким трапам, провел молодых моряков в самое сердце корабля и построил их в узком коридоре мичманской палубы. Полумрак, тусклый свет редких ламп, запах металла, краски и чего-то еще, неуловимо-корабельного, – всё это давило, вызывало смешанное чувство трепета и беспокойства. Ребята стояли, сбившись в кучу, растерянные, немного напуганные, как котята, выброшенные в незнакомый, огромный мир. Их новенькая форма еще не успела пропитаться духом корабля, а лица хранили отпечаток недавней учебной жизни.

Судьба распорядилась так, что Артём попал на боевой корабль – настоящий морской гигант, сто восемьдесят метров в длину, с экипажем в двести пятьдесят душ. Правда, на момент прибытия Артёма корабль этот находился не в открытом море, а на ремонте, в доках судоремонтного завода. Но от этого он не казался менее внушительным. Его стальной корпус, израненный, но не сломленный, возвышался над причалом, как спящий левиафан.

Из всей учебной роты Артёма, вместе с ним на этот корабль попало еще двадцать человек его призыва. Это было небольшим утешением – оказаться в незнакомой обстановке, но среди знакомых лиц, с которыми уже успел пройти огонь, воду и медные трубы учебной жизни.

Глава 13: Запах «Огурцов»

Мимо них, не обращая особого внимания на пополнение, с независимым видом проходили старослужащие – матросы, отслужившие уже полтора года, так называемые «годки́». Эти уже были тертые калачи, познавшие все прелести и тяготы службы, и на новичков они смотрели свысока. Один из них, проходя мимо строя новобранцев, громко, так, чтобы все слышали, процедил с издевкой: