Давайте теперь рассмотрим последствия римской политики контроля коммерческой деятельности через границы империи для земель, прилегающих к Атлантике. Их никоим образом нельзя было назвать несущественными. Этой политике в значительной степени обязаны своим расположением торговые пути на Балтику, а также упадок морских связей между Фризией и Ютландией. Благодаря римской политике в те годы шло постепенное уменьшение объема товаров, попадающих в Скандинавию из Центральной Европы. Определенно упадок морского могущества менапиев и моринов был, по крайней мере частично, связан с римскими ограничениями.

Однако в более широком смысле торговая политика римлян была неудачной для империи. Она могла уменьшить, но не уничтожить экономические связи между центральноевропейскими провинциями империи и варварским миром германцев, одновременно не делая ничего для предотвращения продвижения далеко на запад Атлантического экономического сообщества. Хуже того, передав внешнюю торговлю в руки неримлян, эта политика укрепила морское могущество своих же врагов, таких как пикты и ирландцы, которых она стремилась ослабить. К тому же она не смогла устранить саксонскую угрозу в Северном море. Уменьшив объем торговли с далекой Балтикой, политика контроля торговли существенно замедлила развитие Скандинавии. Она же стимулировала тревогу и беспокойство, которое подталкивало германцев к Дунаю и Черному морю, и должно было с помощью гуннов привести их в империю.

Римская торговая политика, пограничные армии и морские фортификационные сооружения не могли остановить продвижение цивилизации через границы империи, хотя и были способны ослабить римское содержание цивилизации. Совершенно ясно, что варварские народы быстро догоняли тех, кто жил под властью римлян. Ирландцы IV века были в высшей степени продвинутыми людьми, в сравнении с теми примитивными членами племен, чей остров Агрикола собирался покорить силами одного только легиона тремя веками раньше. Они преобразились благодаря материальным элементам римской цивилизации, добравшимся до их берегов, и в их душах уже были посеяны зерна христианства, которым вскоре предстояло прорасти. Пикты севера были уже не теми варварами, которых презирал Септимий Север, а народом, способным построить свой флот, который сможет проникнуть вглубь римской территории. Корабли этого народа римляне в конце концов стали копировать.

Еще большего прогресса достигли германцы, жившие вдоль римских границ и на юге Руси. Было бы ошибкой думать, что в IV веке эти германцы остались на том же уровне развития, который описал Тацит. Фризы, франки, саксонцы, алеманны и баварцы больше не были кочующими пастухами. Они стали оседлыми земледельцами и уже использовали для обработки земли тяжелый колесный плуг, который позволял взрыхлять девственные почвы, для обработки которых у римлян не было возможностей. Маленькие нестабильные племенные группы сплотились в крупные конфедерации под властью королевских семей. Идея, что все германские племена представляли собой силу, которая постоянно теснила римлян, является явным преувеличением. Хотя римляне, конечно, так не думали. Они уже допустили некоторых германцев на свою территорию, взяли их на военную службу и поселили внутри своих границ как foederati – федератов.

В те годы нестабильным кочевым элементом являлись германцы Скандинавии и Восточной Германии. Готы, вандалы, свевы, ломбарды (лангобарды) и бургунды стремились на юг к низовьям Дуная и Черному морю. И даже здесь остготы и вестготы совершили уверенный шаг к цивилизации. Готы, христиане, ставшие всадниками на центральноазиатский манер, были нисколько не похожи на своих языческих скандинавских предков-варваров. В этом римские легионы Валента имели возможность убедиться при Адрианополе. Разница в цивилизации и экономических условиях, так же как во владении военным искусством, разделявшая жителей империи от варваров, живших за пределами ее границ, пока они еще существовали, теперь стала намного меньше.