Пожалуй, это прогресс. Или же похоть оказалась сильнее депрессии.

Мег дожидалась его, сидя посреди улицы на складном стуле, укутанная в толстый плед.

Из сугроба торчала пробка от шампанского. Она понемногу пила из бокала.

– Разве можно сидеть на морозе в таком платье, хотя бы и в пледе?

– Я переоделась. У меня всегда с собой сменная одежда.

– А жаль. Я уж надеялся еще раз полюбоваться на тебя в праздничном наряде.

– В другой раз и в другом месте. Садись. – Она показала на второй такой же стул.

– Ладно. А что это мы сидим посреди улицы? Ведь уже без десяти двенадцать.

– Я не люблю толкучку. А ты?

– Я тоже.

– В небольших дозах общество развлекает – по праздникам, конечно. Но несколько часов подряд… Это очень утомительно. К тому же, – она протянула ему бокал, – есть варианты получше.

Он подивился, что шампанское не замерзло.

– Все же, мне кажется, лучше бы сесть в помещении, там хоть мороз не такой.

– Сегодня не так и холодно. Ветра нет. Мороз совсем небольшой – всего-то градусов восемнадцать. А кроме того, такого изнутри не увидишь.

– Чего именно?

– А ты подними голову-то, человек с Большой земли.

Он поднял глаза и задохнулся.

– Святый боже!

– Вот именно. Мне тоже это явление всегда казалось божественным. Природный феномен, обусловленный широтой, пятнами на солнце и так далее. Но научное обоснование не делает его менее прекрасным и не лишает волшебства.

Небо озаряли всполохи зеленого, золотого и алого цвета. Длинные, причудливые полосы света словно пульсировали и дышали, наполняя ночь жизнью.

– Зимой северное сияние видно лучше всего, только мороз обычно мешает насладиться всласть. Но сегодня, судя по всему, счастливое исключение.

– Я о нем слышал. Видел на картинах. Но это ни с какой фотографией не сравнится.

– Жизнь всегда лучше картинки. За городом северное сияние видно еще лучше. А самое лучшее – когда стоишь лагерем на каком-нибудь леднике в горах. Мне было лет семь, когда отец меня взял в поход в горы и мы разбили лагерь с единственной целью – чтобы полюбоваться этой красотой. Мы часами лежали на спине, едва не замерзли, и просто смотрели на небо.

Неземной красоты зеленое сияние продолжало двигаться, излучать свет, увеличиваться в размерах, переливаться. Из него во все стороны распространялись разноцветные струи света.

– А что потом с ним стало?

– Ну, скажем так: в один прекрасный день он отправился в очередной поход и решил из него не возвращаться. А у тебя есть семья?

– В некотором роде.

– Давай не будем портить прекрасную ночь своими грустными историями. Будем просто наслаждаться зрелищем.

Они сидели молча посреди улицы, хлипкие стулья грозили того и гляди рухнуть, а небо все полыхало.

От этого пламени занялись какие-то искорки в недрах его души, головная боль ушла, ему показалось, что он стоит у входа в чудесную страну, где он мог дышать в полную силу.

Шум в гостинице нарастал, слышно было, как все хором стали отсчитывать секунды до Нового года.

– Бэрк, мы с тобой тут совсем одни.

– Год заканчивается лучше, чем я ожидал. Если хочешь, я могу соблюсти традицию и изображу поцелуй?

– К черту традиции! – Обеими руками она притянула его голову к себе.

Губы у Мег были холодные, и, чувствуя, как они теплеют от соприкосновения с его губами, он испытал странный трепет. Этот поцелуй был как удар, сдвинувший с мертвой точки его окаменевшую душу, по жилам побежала кровь, в груди стало горячо.

Он услышал рев многих голосов – но приглушенный и очень далекий. Это пробило полночь. Зазвенели колокольчики, взревели горны, раздались радостные крики. И сквозь этот хор звуков он отчетливо слышал биение собственного сердца.