Псы мгновенно расслабились и принялись обнюхивать пришельца.

– Если погладить – руку не откусят? – прокричал он.

– Теперь уже нет.

Поверив на слово, он, не снимая перчатки, погладил и даже потрепал одну собаку, потом другую, а те уже дружелюбно жались к нему.

– А ты не робкого десятка, Бэрк.

– Я рассудил, что в их представлении не являюсь лакомым куском. Это у тебя ездовые собаки?

– Нет. – Она уже подошла. Щеки от мороза порозовели. – Я на собаках не езжу, но предки у них – ездовые. А эти тут со мной наслаждаются жизнью.

– Глаза у них – в точности как у тебя.

– Наверное, в прошлой жизни я была лайкой. А ты тут как оказался?

– Да так… А что это у тебя за музыка?

– Лорина Маккеннит. Нравится?

– Потрясающе! Божественный голос.

Она улыбнулась:

– Ты не в честь праздника решил прокатиться?

– Праздника? – Он напрягся.

– Ну, как же, Новый год.

– Ах, да! Нет. У нас на Озерном небольшое ДТП случилось. И я ищу главного свидетеля. Может, ты его видела. Здоровенный тип, на четырех ногах, в смешной шляпе. – Он изобразил руками рога.

«Милашка, – подумала Мег, – что же у тебя глаза такие грустные? Даже когда смеешься».

– Вообще-то, я тут таких даже двух видела.

– В таком случае придется снять с тебя показания.

– Не исключаю, что мне, возможно, понравится давать показания, это я решу позже. А сейчас мне нужно слетать в одно место. Я как раз шла загнать собак и выключить музыку.

– А куда конкретно?

– Да вот, взялась отвезти кое-какой груз в одно местечко. И надо поторапливаться, а то на праздник не успею. – Она вздернула подбородок. – Не хочешь составить компанию?

Нейт глянул на самолет и подумал: «В этой колымаге? Да ни за какие коврижки».

– Я на службе. Может, как-нибудь в другой раз.

– Конечно. Рок, Булл, домой! Я сейчас, – добавила она, повернувшись к Нейту.

Собаки резво побежали к будке – таковой оказалось одно из строений во дворе. Усовершенствованный вариант, украшенный тотемными рисунками в стиле первобытного искусства.

«Наслаждаются жизнью», – мысленно повторил он.

Мег скрылась в доме. В следующий миг музыка смолкла.

Она снова показалась в дверях, но уже с рюкзаком на плече.

– Пока, шеф. Потом решим, когда ты снимешь с меня то, что ты называешь показаниями.

– Буду ждать. Удачного полета.

Она снова тряхнула головой и зашагала к самолету.

Он проводил ее взглядом.

Зашвырнув поклажу внутрь, она залезла в кабину.

Было слышно, как завелся мотор, его оглушительный рев прорезал тишину. Завертелся винт, и самолет двинулся по льду. Лопасти крутились все быстрее, и в конце концов самолет оторвал лыжи ото льда и взмыл в небо.

В окно пилотской кабины он видел ее черные волосы и красную парку, потом осталось лишь смутное пятно.

Задрав голову, он смотрел, как она описывает круги, набирая высоту. Один раз она даже качнула крыльями, – попрощалась, решил он.

А потом растворилась в синеве.

По шуму можно было догадаться, что подготовка к празднику в разгаре. Лестничный проем и даже вентиляционные шахты сотрясались от танцевальной музыки. Гудели голоса – казалось, звук отлетает от стен и половиц. Раздавался смех. И топот ног – по-видимому, танцы уже начались.

Он сидел один в темноте.

На него накатила депрессия. Неожиданно, без предупреждения. Только что он сидел за столом и разбирал бумаги – и вдруг на него обрушилась черная тяжесть и придавила страшным весом.

Так случалось и раньше, и всякий раз – абсолютно внезапно. Ни малейшего замешательства, никакой тоски, и вдруг – резкий переход от света к тьме.

Это была не безнадежность. Безнадежность – это отсутствие надежды, а для этого надо иметь четкое представление о самой надежде. И это не было горе, отчаяние или гнев. С любой из этих эмоций он бы справился.