На удивление, Джозеф не почувствовал ужаса, к которому пытался себя подготовить. Вместо этого его охватило недоумение. Он слушал объяснения доброго самаритянина, высматривал на полу пятна крови, искал запах смерти, свидетельства происшедшего, но ничего не находил. Никаких следов недавнего кошмара. Зато Джозеф увидел рюкзак, висящий на вешалке у входа, с которым братишка ходил в школу. Он зачарованно вдыхал тонкий аромат белых орхидей, которые мать расставила по всей гостиной и которые будто заменяли ее. Привезенная из Сакраменто абстрактная картина в голубых тонах – ее нарисовала сестра год назад на уроке живописи – подчеркивала белизну стен. Огромный экран телевизора – купив его, отец пообещал, что они будут вместе смотреть футбол, а мать закатила глаза, изображая раздражение. Джозеф практически чувствовал их присутствие. Как будто они просто ушли в кино или отправились по магазинам и вернутся в любую минуту. Джозеф чувствовал себя измученным; он был всего лишь мальчиком, который приехал домой и скучал по своей семье. Он попросил доброго соседа уйти. Тот упирался как мог, не желая оставлять его одного, но в конце концов ушел, и Джозеф закрыл за ним дверь. После этого он вдруг ощутил прилив сил, словно в этих стенах его окружала энергия близких. И тогда Джозеф решил: это был его дом, и он останется здесь, где обитают души его родных. Это было возможно, он по-прежнему числился в здешнем университете; он привезет бабушку, и они будут жить вместе.

Часто, когда кто-то умирает, оставшиеся думают о том, чего бы хотел этот человек, если б все еще был жив. Хотели бы они, чтобы их сын и брат остался в доме после всего, что произошло? Он не мог ответить на этот вопрос. Потому что в это мгновение увидел скрипку. Инструмент из темного дерева, такой безобидный на первый взгляд… Кто-то прислонил его к железному камину, который мать уставила белыми свечами. И присутствие этой скрипки было столь же выразительно, словно убийца написал кровью на стене имена своих жертв.

Джозеф замер, неподвижно глядя на скрипку, завороженный ужасным осознанием того, что означало ее появление в этом доме. И вдруг на него навалилось ощущение, что он на кладбище, что он – единственное живое существо в этом месте. Не сводя глаз с инструмента, Джозеф попятился ко входу и открыл дверь. Ворвавшийся с улицы морской бриз избавил его от наваждения, и он понял, что дрожит. Он ошибался: это больше не его дом и его близкие никогда не вернутся, потому что их убил незнакомец, а этот проклятый полицейский – идиот, не способный увидеть того, что у него под носом.

Новый Орлеан, штат Луизиана

Детектив Джейсон Булл вел машину по пустеющим улицам, оживленно болтая с напарником, а сидевшие позади Джонсон и Амайя молча смотрели каждый в свое окно. Джейсон был уверен, что эти двое повздорили. Впрочем, со стороны было сложно понять, насколько серьезно. Джонсон догнал Амайю у машины и высказал ей что-то, на что та ответила с неожиданным хладнокровием. Эти люди из Вашингтона были воспитаны и вели себя безукоризненно: за всю дорогу от кампуса Тулейнского университета до отеля «Дофин» они едва обменялись двумя-тремя фразами.

Джонсон заметил, что Булл изучает его через зеркало заднего вида, и отвел взгляд. Булл считал его хорошим парнем; терпимым к различиям, легким в общении, без проблем признающим чужой талант, и было очевидно, почему Дюпри включил его в команду. Будучи человеком простым, он мог понять ревность Эмерсона, которую они в какой-то мере разделяли. Разница между Эмерсоном и Джонсоном заключалась в том, что первый был идиотом, а Джонсон достаточно долго проработал на своем месте, чтобы знать, что общее дело важнее чьих-то личных амбиций. Вот почему Эмерсон был с Такер во Флориде, а он – с Дюпри в Новом Орлеане.