Непременным условием получения визы было прохождение собеседования с консулом – так называемое «интервью». Длинную очередь, ранним утром выстроившуюся на сквере Фурштатской улицы перед американским консульством, запустили внутрь, и потекли часы ожидания в просторном, но плотно заполненном людьми, зале. Он прождал почти целый день, пока его пригласили на собеседование. Разговор проходил , как у билетной кассы, через окошечко. Лысоватый, уставший от общения с людьми, зависящими от его воли, билетёр поначалу никак не мог взять в толк ,какая необходимость переть в Америку 93 летнюю старуху, и в чём , собственно, заключается роль Серова, как сопровождающего? «Ну, братцы, это уже даже не допрос, а целое следствие по делу, для такой демократичной страны, как США, это ни в какие ворота не лезет» -но он решил вести себя как можно сдержаннее и без всякого подобострастия отвечать на расспросы консула. «В крайнем случае надо будет намекнуть, что своим отказом дипломатический работник нарушает права пациента, прописанные в уставе ВОЗ». Под конец беседы консул сообщил, что у него отец тоже врач, но всем своим видом дал понять, что это обстоятельство никак не может повлиять на принятие положительного решения. Может быть, даже наоборот – придётся быть более независимым и объективным. Но в конце концов всё обошлось, визу ему дали.

Получить швейцарскую визу оказалось делом формальным, и единственная проблема, с которой он при этом столкнулся, это припарковать машину на Марата.

Он первый раз летел на Берлин, до этого всякий раз путь в Германию для него лежал через Франкфурт. Хотя название «Schönefeld» ему было знакомо ещё со времён ГДР. Отец, служивший тогда в ГСВГ, пару раз летал именно из этого аэропорта домой.

При подлёте в глаза бросались желтые прямоугольники полей, засеянных рапсом. Эта картина как бы подчеркивала, что вы прибываете в страну с высокоразвитыми технологиями – немцы одними из первых в Европе стали использовать биотопливо. Само здание аэровокзала не шло ни в какое сравнение с колоссальным франкфуртовским комплексом и напоминало вытянутые в прямую линию трибуны ипподрома. Терминал России находился в самом конце, затерянный среди стран третьего мира, как и во Франкфурте, но в Берлине это воспринималось более обидно. Пройдя паспортный контроль и получив багаж, он вышел на улицу. Издали увидел Ингу возле старенькой «вольво» на пустой автостоянке. Она уже собиралась уезжать, так как Серов долго не выходил, и она решила, что он вообще не прилетел сегодня. Прежде, чем сесть в машину, он наспех выкурил сигарету, изголодавшись по куреву за время полёта. В багажнике «вольво», куда он пристроил свой чемодан, громоздились два больших ящика из плотного пластика с дырами по бокам – контейнеры для перевозки собак. Их Инга приобрела сегодня, здесь, в Берлине. «Вам предстоит их монтировать, Сергей. Думаю это не трудно, в инструкции описано всё подробно». Её русский по-прежнему был великолепен, несмотря на отсутствие практики в течение пяти лет – с той поры, как она покинула Россию. Хотя, её ведь навещают друзья из России, он сам был у неё в гостях два года назад, на Мillennium, но всё же этого недостаточно для хорошей языковой практики. Впрочем, она свободно владела и английским, и французким и ещё тремя-четырьмя европейскими языками, плюс иврит. Ей довелось работать и во Франции, и в Израиле… Сейчас он вспомнил, как однажды, гуляя по петергофскому парку , они зашли в павильон Марли и вышедшая к ним экскурсовод, набивая себе цену, спросила, на каком языке проводить экскурсию – немецкий или русский? «Дорогая не волнуйтесь, какой Вам удобнее» и Инга перечислила несколько возможных языковых вариантов для общения, ну, та и притихла сразу…