Только сейчас до меня окончательно доходит, что все эти почти четыре месяца он просто развлекался со мной. И точно так, как попользовал и выбросил Надю, когда пресытился ею, теперь выбрасывает меня. А ведь сестра меня предупреждала! Как в воду глядела… Или накаркала?

Я очень хочу быть сильной и гордой. И даже подбородок задираю вверх, чтобы саму себя убедить, что я именно такая. Вот только слезам наплевать на мои желания и планы, они нагло текут и текут, не стесняясь и не чувствуя угрызений совести.

– И что же мне теперь делать? – задаю глупый вопрос, некрасиво всхлипывая.

Глупый – потому что знаю, что услышу в ответ.

И Родион меня не удивляет.

– Я договорюсь в хорошей клинике, всё оплачу. Там опытные врачи высшей квалификации. Тебе сделают всё аккуратно, без боли и последствий, – говорит так уверенно, что готова поспорить: то же самое он произносил уже много раз. И врачи у него уже там знакомые, ожидающие очередную дуру с его конвейера любовниц.

Однако какие бы прекрасные специалисты ни работали в той клинике, прерывание беременности – это всегда лотерея. Кому-то на позднем сроке сделают – и без последствий. А кому-то – на раннем, аккуратно, но тело может взбунтоваться и отреагировать агрессивно – воспалением или даже бесплодием в будущем. Цена ошибки может оказаться непомерно высокой… Я не готова её платить!

Я пытаюсь заикнуться об этом, но Родион отметает все мои сомнения. Видимо, в его понимании измена жене – это не очень плохо, а малыш на стороне – это смертный грех.

Боже, я даже согласна просто на финансовую помощь! Пусть не женится на мне, пусть возвращается к жене, только бы не заставлял избавляться от малыша. Но он непреклонен. Я не понимаю, откуда такое упрямство, что это за странный принцип. Однако повлиять не могу никак. Он, как робот, бессердечная железяка, неуклонно следующая своей программе.

Оставив на столе недоеденный десерт, Родион тянет меня заплаканную в машину. Не хочу думать, как это выглядит со стороны. Я чувствую волны ярости, которые исходят от любимого мужчины, и не смею с ним спорить.

Оказавшись в салоне, Род кому-то звонит, договаривается “решить проблему”, как будто речь идёт не об убийстве младенца, а о выведении пятна от кетчупа с белой рубашки. Когда заканчивает разговор, сразу трогается с места. Везёт меня не к себе, а в общежитие.

– Завтра в университет не пойдёшь. Я заеду в полвосьмого и отвезу тебя в клинику, там уже всё договорено. Тебя встретят, положат в хорошую палату. Всё будет по высшему разряду. Потом после обеда заберу тебя, куплю всё, что понадобится на первое время. Не волнуйся, за моральный и физический ущерб получишь хорошую компенсацию, я не обижу.

Медленно умираю. Зачем мне его деньги, если не будет ребёнка? Себе одной я и сама заработаю.

Наверное, я могла бы как-то противостоять решению Родиона, могла бы не позволить принуждать себя. В конце концов, это – моё тело и моя жизнь. Это – мой риск, который в будущем может вылиться для меня в серьёзные проблемы. Он же просто снимает с себя ответственность и умывает руки. Была проблема – и нет. Он так и сказал по телефону: “Нужно решить проблему”.

Я могу, например, сорваться домой рано утром на первой маршрутке, чтобы не попасть в клинику. Род приедет к общежитию, а меня уже и след простыл. Что он сделает? Поедет к моему отцу скандалить или вылавливать меня? Сомневаюсь… Но это значит, что придётся бросить работу и университет, ведь он не отстанет, будет меня искать и рано или поздно найдёт.

Однако главная проблема в том, что обратиться за помощью к родителям я не могу. Они не поймут, осудят и, возможно, тоже пошлют в клинику. А без объяснений нагрянуть как снег на голову посреди семестра якобы в гости – подозрительно. Сразу возникнет много ненужных вопросов.