– Наверное, недолго он с вами прожил, – говорит Марли.

– Д-достаточно.

Она терпеливо дожидается, пока я попью, а потом спрашивает:

– Он правда твой отец?.. Даррен.

– П-почему вы т-таким тоном п-произносите его имя?

Марли оно явно кажется чужим.

Она собирается было ответить, но тут на втором этаже начинает плакать ребенок. Марли чертыхается, бросает сигарету в раковину, заливает ее водой, а потом указывает мне на стул.

– Садись. Сейчас приду.

Она дожидается, пока я сяду, а потом выбегает из кухни, бросив через плечо:

– Даже не думай что-нибудь спереть.

Да тут и брать-то нечего.

Замечаю гору бумаги на столе. Это неоплаченные счета, просроченные уведомления. У меня внутри все сжимается. Я знаю, каково это – нуждаться в деньгах, а их нет и не будет.

Через несколько минут Марли спускается со второго этажа с малышом на руках. У него такие же светлые волосы, как у матери, не очень аккуратно постриженные «под горшок». У него круглое-прекруглое личико, нос пуговкой и большие глаза цвета неба за окном. Пухлые ножки и ручки. Думаю, на него-то все деньги и уходят. Он весь извивается и суетится, а потом вдруг видит меня и утыкается носом в маму, застеснявшись незнакомого человека. Марли указывает мне на стоящий в углу детский стульчик:

– Разложи-ка.

Она сажает ребенка на стул, а сама идет к холодильнику. Малыш не сводит с меня глаз. Мне становится жутковато: я вспоминаю злобных детишек из «Деревни проклятых»[5]. Дети мне вообще-то не нравятся. Единственным исключением была Мэтти. В жизни не видела более очаровательного ребенка – такого кругленького, мягкого и милого. У нее долгое время не росли волосы, был только смешной светлый хохолок на макушке. Маленькие ручонки всегда были сжаты в кулачки, как будто она готовилась к драке, будто хотела поскорее вырасти и задать всем жару. Она любила крепко сжимать мои пальцы. Мэтти была самой сильной.

Самой лучшей.

– К-как его з-зовут?

– Брекин.

Марли усаживает малыша поудобнее и дает ему ложечку яблочного пюре. Он начинает что-то лепетать, и пюре падает ему на майку. Марли смеется, но не так, как прежде. В этом смехе слышится нежность и доброта. Она начинает сюсюкаться с ним.

– Где Д-Даррен?

Мэй Бет говорила, что, когда мне что-то нужно, я иногда бываю обескураживающе прямолинейна. Перехожу к делу без особых предисловий. Можете любить меня за это, можете презирать – меняться я в любом случае не собираюсь.

По Марли неясно, что она думает. Ее улыбка увядает, но она не сводит глаз с сына.

– Малая. – Когда меня уже прекратят так называть. – Я тебя вижу первый раз в жизни. Ты думаешь, я тебе сейчас выложу все, что знаю о Даррене?

– Н-ну вообще-то д-да.

Она дает Брекину еще немного пюре.

– Зачем он тебе сдался?

– Х-хочу его уб-бить.

Ложка замирает в дюйме от рта Брекина. Он удивленно хлопает ладошками по стульчику, пытаясь привлечь внимание матери. Марли сует ложку ему в рот, а потом ставит пюре на стол.

– Ш-шучу, – добавляю я.

– Ну-ну.

Я поддеваю ногтем колечко на банке колы.

– Хочу еще покурить, – говорит Марли.

– Так п-покурите.

– Тут ребенок.

Но она все-таки закуривает. Отходит к окну, зажигает сигарету и отворачивается от Брекина всякий раз, когда делает затяжку, будто это что-то меняет.

– Уже пару лет его тут не видела, – говорит Марли. – Он раньше часто здесь бывал.

– «У Р-Рэя».

– И там тоже. – Она нервно закусывает губу. – А ты сама откуда?

– Н-неважно.

Марли закатывает глаза:

– Прекращай, малая. Расскажи хоть что-нибудь.

– … – Я ставлю колу на стол. – Я… Я не… Я не малая.

Она подносит руку с сигаретой ко рту и покусывает свою ладонь. Дым лениво застилает ее лицо. Брекин, кажется, не особо расстроился из-за внезапного окончания обеда. Он что-то лепечет себе под нос, завороженный звуком собственного голоса.