– Ты же отказалась одеваться у этой женщины, – пробормотал граф де Серваль, пытаясь уяснить услышанное. – Тебе платья не нравились…

– Милый, – в голосе Жаннет было трогательное отчаяние. – мадам Пелю одна из лучших модисток в Париже! Я отвергла ее кандидатуру, чтобы не заставлять Элоиз умирать от стыда при виде меня. Я бы не пережила, если бы ей пришлось явиться в этот дом, чтобы снимать с меня мерки! – она облизала губы и уже другим тоном прибавила: – Но если ты помнишь тот мой каприз, когда я заказала у мадам Пелю платья обеим своим служанкам… Они поочередно в разное время ездили в мастерскую, с них там снимали мерки под предлогом, что их избалованная хозяйка так хочет… Мое имя не называлось… Я получила таким образом сведения о своей сестрёнке и была уверена, что у неё есть работа, пока у мадам Пелю появляются заказы! Элоиз – честная девушка, Луи, она бы не приняла от меня ни монетки… твоих денег…

И она тяжело вздохнула.

– Мы не виделись все это время, что я с тобой, – продолжила Жаннет после паузы. – Я всего лишь наводила справки, как могла… Кажется, у неё появился возлюбленный и дело идет к свадьбе… Я знаю, что недостойна зваться ее сестрой, но вот так покинуть молча Париж…

Она не договорила, отведя взгляд. Граф де Серваль, тяжело дыша, смотрел в одну точку, лихорадочно обдумывая все только что услышанное. Дорога была каждая минута.

– Милая моя Жаннет, боюсь, тогда у меня для тебя не очень хорошие новости, – сказал он через несколько мгновений. – Дело в том, что на улице Тампль отряды солдат. Там устраивают погромы и аресты, ищут участников мятежа. Боюсь… – он замялся. – Ты не поможешь сестре, если пойдешь туда… Дорогая моя, пойми! Я покину Париж с тобой или без тебя! Но ты нужна мне, ты знаешь об этом! Ты – единственная женщина, рядом с которой я ощущаю собственную ценность!

Девушка в отчаянии прижала ладони к груди и посмотрела на него со слезами на глазах. Тень угасавшей свечи добавила ее лицу еле уловимое выражение испуга.

Дику Сандерсу казалось, что он уже целую вечность находится в лагере Лесных Братьев, но время не примиряло его с ситуацией. Он ощущал себя рабом: все время трудился и жил в сарае, общаясь только с людьми со своего корабля и юной Лорой. Когда спустя восемь дней с момента его появления в лагере к нему подошел Гарри и, щелкнув языком, сказал собираться, удивлению молодого человека не было предела.

– Куда? – он от недоумения выронил короткую пилу, которой работал над доской.

– Ты же один из нас, так? Надо, чтобы тебя научились узнавать в городе. Только умойся. А то ты весь в опилках, женщины от такого откажутся! – и здоровяк натужно рассмеялся.

– Давай, тупая скотина, выходи! – Дик усердно тянул за поводья пегую кобылу, пытаясь вывести ее из конюшни, но животное упорно не поддавалось. Лошадь перебирала копытами, фыркала и упрямо мотала головой, пытаясь снять недоуздок. Молодой человек, плюясь и ругаясь, со скрежетом в зубах взбивал грязь сапогами, стараясь настоять на своем, когда услышал сзади женский смех.

– Мистер Сандерс, что это вы делаете?

– Гарри сказал, что мы поедем в город, – обернулся он, вытирая лоб. – Я хочу вывести эту упрямую клячу из конюшни, но она сопротивляется.

– Что-то мне подсказывает, – открыто улыбалась Аннет, – что вы скверный наездник…

– Отвратительный, мэм. Признаюсь по секрету, я боюсь лошадей… – и молодой человек снова потянул за поводья. – Да пошли же, противная кобыла! Долго я тебя буду уговаривать?!

– Вы не уговариваете, Дик, – мягко сказала девушка. – Вы кричите на Маис – а так ее зовут. Это – очень умные и благородные животные, они все понимают. Они чувствуют вас…