Чжан Юфэн проживала последний год своей золотой поры, которая у китаянки длилась с двенадцати до тридцати лет. Она встретила Председателя в восемнадцать и отдала ему остаток своего лучшего возраста. Но по сравнению с Цзян Цин это было ничто. Ей было двадцать четыре года, когда Председатель выбрал ее своей помощницей, а сейчас она вступала в седьмой десяток. Может, когда Чжан Юфэн проработает сорок лет, как проработала Цзян Цин, она сможет претендовать на то, чтобы говорить от лица Мао, но раньше – нет.

Чжан Юфэн бросила ручку между страниц записной книжки и захлопнула ее одной рукой.

– Хорошо, командир. Чего именно вы хотите?

Цзян Цин подлила себе чаю. Поболтала его в чашке. Сделала глоток.

– Бюджет Комитета культуры не покрывает расходы на дополнительные репетиции, – сказала она. – Я надеялась взять немного денег из резервного фонда Председателя.

– Сколько?

– Восемь тысяч.

– Восемь тысяч?

– Знаю, сумма кажется большой, но в рамках постановки балета это мелочь.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

Цзян Цин выросла в бедной крестьянской семье. Она не получила формального образования. Когда она пришла в сельскую коммуну Мао, ее знание марксизма ограничивалось несколькими фразами и парой радикальных представлений. Конечно, она ощущала страсть и чувство борьбы, но она не знала идей и истории. Однако у нее было то, чего не было у большинства крестьянских девочек. Пять лет она провела в Шанхае, где пыталась стать актрисой; там она приобрела и городской стиль, и талант привлекать к себе внимание мужчин. Она была одной из немногих девушек в коммуне, которые могли петь, танцевать и играть на сцене. На вечеринках старшие офицеры соревновались за право потанцевать с ней. Она была жизнерадостной, много улыбалась и умело делала вид, что ведет именно мужчина. Однажды вечером один из руководителей коммуны знаком приказал ей пойти с ним. Она охотно вошла в его кабинет, где он спросил: «Готова ли ты взять на себя любую роль, которую поручит тебе партия? Готова ли ты безоговорочно выполнить любое задание, каким бы оно ни было?» Она немедленно ответила: «Да».

– Есть еще один момент, – сказала Цзян Цин, – следующая частная танцевальная вечеринка Председателя состоится за два дня до приезда госпожи Маркос. Она накладывается на мой план репетиций. Я хотела отложить ее до отъезда госпожи Маркос.

– Это чувствительный вопрос, командир.

– Поэтому я и хочу поговорить с Председателем напрямую. Заверить его, что его потребностями не пренебрегают.

– Разве?

– Ни в малейшей степени. Я прошу только перенести его вечеринку на несколько дней, чтобы мы могли сконцентрировать силы на нашем иностранном госте.

– Разве вы уже не тратите силы на необязательные репетиции? Почему ваши репетиции должны иметь приоритет над отдыхом Председателя?

– Если Председатель согласится, в качестве компенсации мы могли бы запланировать крупную вечеринку через две недели. Вдвое больше девушек.

– Председатель любит, чтобы все было регулярно. Раз в неделю, каждую неделю. Он ждет этих вечеринок, часто говорит о них в наших разговорах. Это одно из последних развлечений, которым он может полноценно наслаждаться.

– Я бы не просила, если бы дело не было неотложным.

– Теперь уже вы преувеличиваете.

– Я не могу просить танцовщиц, чтобы они остались допоздна, растратили энергию, а потом ожидать, что следующим утром на репетиции они будут в лучшем виде.

– Отмените репетицию.

– Я ничего не отменю.

– Тогда дайте им поспать на час больше утром. Этого им должно хватить, чтобы восстановиться. Они ведь тренированные спортсменки, не так ли?

Цзян Цин сидела и думала. Она должна была убедить Чжан Юфэн, используя понятные ей аргументы.