Молчаливая прислуга – вот моё будущее во всей красе, пока возраст и здоровье позволят. А что потом – представлять себе не хочется. Маме здоровье отказало рано, как-то сразу и насовсем. Сколько мне осталось до этого возраста? Лет десять примерно. Так жалко стало маму и себя, и слезы сами собой полились, как в детстве. И Вику стало жалко, и Женьку, и Антошку, и Мишку, и Кирюшку… Один мальчик как-то сказал: «Мне жалко всех людей, потому что они умрут».

И тут ко мне на одеяло бесшумной, хотя довольно увесистой тенью запрыгнул Тимоша, потыкался в лицо носом, замурлыкал, стал слизывать слезы язычком… Милый котик, добрая душа, спасибо тебе. Что это я, в самом деле, какие мысли себе позволяю! Прям никто не узнает, где могилка моя. Впереди ещё лет десять вполне приличной жизни, за это время много чего может произойти, вплоть до чуда какого-нибудь. Любовь, конечно, уже не для меня, поздновато-с. Романчик какой-нибудь для разнообразия ещё можно.

А вот и замок щелкнул, тихонько скрипнула дверь. Слышно, как Антошка снимает кроссовки и в одних носках пробирается в свою комнату. Всё. Отпустило и отлегло. Счастье – это когда все дома и все спят.

Когда через несколько дней позвонил Саша и предложил съездить на Кавказ «в одно чудесное место», я согласилась. Это, конечно, не значит, что я готова дать первому встречному, потому что второго встречного может и не случиться. А Саша – мужик ничего, из себя видный (даже более чем), образованный и не алкаш. Уже немало. Кроме того, мне, самостоятельной взрослой женщине, никто не указ, да и, глядишь, понравится…

Саша обещал показать всякие горные чудеса и тайны. Я так любила всё это в те времена, когда ждала от жизни многого, в основном хорошего и даже прекрасного, да и в походы ходила затем, чтобы это хорошее и прекрасное однажды встретить.

Отец поддержал идею с несколько подозрительным энтузиазмом. Антошка как-то неопределенно повёл глазами и произнёс нечто нечленораздельное. Видно, прикидывал: с одной стороны, они с дедом остаются на хозяйстве и заботиться о себе придется самим, а с другой стороны открываются широкие просторы для личной жизни. Правда, личной его жизни я никогда не препятствовала – хотя бы потому, что ничего о ней не знала. Какие-то девицы мелькали в отдалении, но до знакомства с родителями ни разу не дошло.

От сестёр я секретов не держу, но что-то не хотелось мне говорить о предстоящей поездке. Однако пришлось.

Позвонила Виктория.

– Привет, сестрица!

– Привет, сестрица…

– Как жисть молодая?

– Молодая… – хихикнула я. – Молодая, наверное, хорошо, только я уж подзабывать стала…

Посмеялись.

– Слушай, – внезапно посерьёзнела Вика, – я тут тебя подписала на одно крутое приключение. Экскурсия, называется «Москва мистическая». Представляешь, начинается у Брюсова дома ровно в полночь – и по всей Москве до утра. Пока петух не пропоёт…

Я представила себе петушиный крик над шоссе Энтузиастов – и расхохоталась. Кто там его услышит…

– Здорово. Наверное, интересно. И когда это?

– Тринадцатого. В смысле, с двенадцатого на тринадцатое. Я тебя уже вписала. Три штуки для тебя не проблема?

Однако…

– Да не проблема, только… – я замялась.

– Что – только? – казалось, Вика прочитала мои мысли. – Никак собралась куда? В сторону южную, к морю жемчужному?

– Да… то есть нет… в смысле, я пока точно не знаю…

– Никуда не уходи, – приказала сестра. – Через час буду, поговорим.

Попала я, однако…!

Виктория влетела в дверь раскрасневшаяся от жары. Тушь потекла и смазалась, косичка «под левым ухом», и вообще похожа на встрёпанного воробья.

– Ой, ужас какой! У тебя горячая вода есть? Взмокла вся, пока добралась! Ну, рассказывай!