– Государь!

– Семен? Это ты? Я звал тебя?

– Я принес новости, государь.

– Тяжко мне, Семен. Нет людей верных. Все изменить готовы.

– Не все, государь.

– Ты о себе, Семен? Тебе одному и могу верить. Хотя и тебе не могу.

– Зачем обижаешь своего слугу, государь?

– Помню и я так говорил царю Ивану. Так же сказал. Он же ответил, что никому веры нельзя давать. И прав был Грозный царь. Ныне мне понятно сие. Но оставим это, Семен. С чем пришел?

– Есть новости, государь!

– Новости? – спросил царь. – О самозванце?

– О нем, государь!

– Говори!

Царь опустился в кресло. Голова болела, и в висках стучали молотки.

– Тебе плохо, государь? – спросил Клешнин. – Лекаря?

– Потом! – отмахнулся Годунов. – Говори с чем пришел?

– Самозванец готовится выступать! Его полки пойдут на нас!

– Что? И сколь воинства у самозванца?

– Больше двух тысяч, государь.

– Всего? Твои донесения о численности войск самозваного князя не расходятся с донесениями Шуйского. Но скажи мне, Клешнин, как можно выступать в большой поход без артиллерии и с такими малыми силами? На его пути десятки крепостей и моя армия в 50 тысяч воинов!

– Но на его пути множество охваченных мятежными настроениями местностей. В пограничных острогах несут службу сосланные туда стрельцы. Они там отбывают наказание, государь!

– И что с того?

– Ты меня не услышал, государь. Это опальные стрельцы. Ты на них свой гнев положил и сослал службу править на окраинах. Они свои промыслы кинули, женок да деток покинули и поехали на границы.

– Думаешь, не станут они за меня?

– Как знать, мой государь! Как знать. Но многие смуты там зародиться могут. В том слово мое даю.

– И что делать?

Клешнин напомнил царю о том, что в стане самозванца есть его человек.

–Надобно моего человека задействовать, государь.

–Того самого? – спросил царь.

–Того, государь. И пусть он самозванцу… жизни укоротит!

–Сможет ли? Дело непростое! Сведения передавать это одно, а иное смертоубийство.

– За непростое дело ему и заплачено будет, государь.

– Но нынче при самозванце хорошая охрана. Что сможет сделать твой человек? – спросил Годунов.

– Коли подумает, то сделает! Надобно того ростригу жизни лишить. Пока не поздно.

С этим царь Борис Федорович был согласен.

– Пусть будет так. Посылай гонца.

– Сделаю, государь.

– Но человека найди верного. Чтобы коли попадется, молчал.

– Найду, государь.

– И письма не посылай. Только на словах пусть все обскажет.

– Все сделаю, как прикажешь, государь.

Клешнин поклонился царю. Годунов доверял ему. Этот пока будет верен. По меньшей мере, до тех пор, пока он, царь, жив.

– Что с нами стало, Семен? Ранее думали мы с тобой как кровь царскую извести. Подлинного царевича жизни лишить. А ныне? Самозванца голову хотим.

Клешнин побледнел. Он не любил вспоминать прошлого.

– Чего лицом потемнел? – строго спросил царь. – Али жалеешь о том, что свершили?

– Как можно, государь? Тогда так надобно было.

– Это ведь ты тогда все обставил как надобно. Никто не хотел в царской крови мараться. Мой собственный дядя испугался. А ты нет.

Клешнин побледнел еще больше:

– Не я убил царевича, государь.

– Нет. Но послал дьяка Битяговского ты, Семен. А тот дьяк был чистый разбойник. Такая рожа ночью приснится – онеметь можно было.

– Он за свои дела и поплатился, государь. Толпа убила его в Угличе.

– Но толпа обвиняла во всем меня. Ты не забыл, Семен?

Клешнин подумал про себя:

«Дак ты и велел пролить царскую кровь, Борис Федорович. В том люди московские не ошиблись».

– Чего молчишь? Язык отсох? – строго спросил царь.

Клешнин смиренно ответил:

– Сие давно было, государь. Чего старое ворошить…

***

2

Самбор.