Моя голова закружилась. Сердце ухнуло вниз, как при падении с высоты. Я чувствовала, как Анна стоит рядом, её дыхание тяжёлое, напряжённое.
– Ада… – начала она, но я подняла руку, заставляя её замолчать. Я сделала шаг вперёд, медленно, словно проверяя, не спущен ли курок ловушки, которую я не вижу.
Когда я подошла ближе, мой взгляд заметил нечто странное. На тумбочке, рядом с телефоном, стояла бутылка пива. Та самая, что пропала из холодильника. Она была наполовину пуста, а на стекле остались следы конденсата, как будто её только что кто-то пил.
– Кто-то здесь был, – прошептала я, не сводя глаз с бутылки.
И в этот момент я услышала звук. Лёгкий скрип, почти неслышный, но он разорвал тишину, как раскат грома. Мы обе замерли. Звук донёсся из угла комнаты, где стоял шкаф.
Анна переглянулась со мной, её глаза были широко раскрыты. Моя рука машинально дёрнулась к ножу, который я зачем-то сунула в карман перед тем, как вернуться домой. Внутри меня всё кричало: «Беги!», но я стояла как вкопанная.
– Открывай, – прошептала Анна, её голос был тихим, но в нём слышалась стальная решимость.
Я шагнула вперёд и резко распахнула дверцы шкафа. Он был пуст. Только мои вещи висели, как обычно, без намёка на что-либо постороннее. Но это не успокаивало. Воздух в комнате всё ещё казался тяжёлым, насыщенным чужим присутствием.
Я развернулась к Анне. Её лицо было напряжённым, а губы сжаты в тонкую линию.
– Нам нужно в полицию, – сказала она.
Я не стала спорить. Мы быстро покинули квартиру, захлопнув дверь за собой. На этот раз тишина в коридоре не казалась спасением. Она только усилила ощущение, что мы сделали правильный выбор.
Полицейский участок встретил нас холодным светом ламп и пронзительным запахом дешёвого кофе. Мы с Анной сидели напротив офицера, заполняющего бумаги, и наперебой пересказывали всё, что произошло. Я судорожно сжимала пальцы, глядя на его безразличное лицо. Казалось, он слышал подобные истории десятки раз и уже давно перестал в них вникать. Его брови чуть приподнимались от особенно эмоциональных выкриков, но это было скорее механическое движение, чем настоящая реакция.
Анна, кипящая как чайник, излагала свою версию событий, яростно размахивая руками, её голос периодически срывался от злости. Я тоже пыталась что-то добавить, перебивая её, но офицер лишь лениво чертил что-то в блокноте. Его взгляд блуждал где-то над нашими головами, а движения были такими неспешными, что я начала сомневаться, записывает ли он вообще что-нибудь.
– Мы проверим вашу квартиру, – сказал он, едва отрываясь от своего листа, и закрыл блокнот с таким видом, будто только что завершил чтение скучного отчёта. – Сегодня вечером пришлём патрульных. Уверен, вам не о чем беспокоиться.
Его голос звучал так, будто он заканчивал дежурный разговор в супермаркете, а не принимал заявление о возможном вторжении в частную собственность. Я почувствовала, как внутри закипает гнев. Неужели он нас вообще не слушал?
Анна фыркнула, демонстративно выдохнув через нос, и поднялась с кресла, поправляя сумку на плече. Мы переглянулись, её взгляд был полон разочарования. Не говоря больше ни слова, мы вышли из участка, оставив за спиной это место, пропитанное равнодушием.
На улице нас встретил тёмный вечер, слегка освежающий после затхлого воздуха участка. Город уже готовился ко сну: редкие прохожие спешили домой, а фонари лениво освещали тротуары. Я чувствовала себя пустой. Мы отдали историю, которая для нас была настоящим кошмаром, людям, которые её проигнорировали.
– Сегодня я останусь у тебя, – вдруг сказала Анна, её голос прозвучал твёрдо, словно приказ.