– Я пришлю за ней сегодня. Пусть служанки натрут её жасмином и марвой.

Сенеав пришёл к дочери и рассказал ей о разговоре с Анасом. Выражение ужаса и отвращения отразилось на её прекрасном лице. В тот день слуги князя ушли, как и пришли, ни с чем, но вскоре вернулись с поклонами до земли.

– Ахкам (мудрейший), – почтительно обратились они к нему, – наш властелин слёг в горячке и в бреду призывает тебя на помощь.

С самодовольной усмешкой явился Сенеав к Анасу.

– Для того чтобы поправиться, тебе нужно на время забыть о женщинах, – сказал он, стоя у постели больного. – Что же касается моей дочери, то о ней ты забудешь в первую очередь.

Князь молчал, сжав зубы, и колдун понял, что необходимо какое-то объяснение.

– Всемогущим богам не угодно, чтобы она сейчас покинула мой дом. Я обучаю её своему искусству, и ей необходимо провести ещё полгода под моей крышей. Но если ты возжелал её так страстно, то не наложницей, а женой будет она князю. Мы – люди именитые, и меньшего моя дочь не заслуживает.

Он видел, как разглаживались гневные борозды на лбу его суверена, а сам думал: «Ты и трёх месяцев не проживёшь».

– Я хочу, чтобы её провозгласили моей невестой, – прохрипел в ответ князь, – чтобы никто даже близко к ней не подошёл под страхом смерти.

Сенеав тем временем смешивал лекарства. Одобрительно кивнув головой, он поднёс больному чашу с терпко пахнущим настоем.

– Это вернёт тебе силы, – сказал он.

Послушно Анас взял лекарство из рук своего мудрейшего, выпил и снова лёг на расшитые красным узором подушки.

– Скажи мне, когда я поправлюсь?

– Завтра тебе будет лучше, а через пару дней ты будешь совершенно здоров.

Успокоенный этим обещанием князь наконец уснул, и Сенеав, тихо ступая по мягкому ковру, вышел из его покоев. Огонь полыхал в медных светильнях, а по углам прятался полумрак, длинная тень появилась на его пути, а вслед за ней на свет вышел сын князя Харив.

– Ахкам, – обратился он к Сенеаву с поклоном, – я обеспокоен здоровьем моего отца.

Колдун и советник князя видел затаённую надежду в глазах молодого наследника.

– Наш повелитель силён и отважен, как лев, лёгкой лихорадке не под силу свалить его с ног. Оставь свои тревоги, вельможный Харив, скоро твой отец поправится.

Сын князя склонил голову, шепча слова благодарности, а в глазах его Сенеав видел разочарование.

– Как здоровье прекрасной Мирмах?

– Ей уже лучше. Как ты и сказал, мудрейший, к новолунию тошнота прошла, и она стала набирать вес.

Сенеав, удовлетворённо склонил голову, давая понять, что их беседа подошла к концу, но сын князя, похоже, не собирался прощаться.

– Скажи, ахкам, это правда, что ты можешь, посмотрев на беременную женщину, узнать пол будущего ребёнка?

– Это правда.

– Прошу, приди навестить мою Мирмах.

– Я приду, когда плод наберёт силу, – и он отступил на шаг, коснулся рукой своих губ, лба и наклонился до пола, прижав пальцы к носку сапога княжеского сына. Это был церемонный поклон. Так кланяются повелителю во время торжественных церемоний. Харив онемел от удивления, а Сенеав молча посмотрел ему в глаза, и тот понял то, что колдун не мог ему сказать вслух, зная, что их, возможно, подслушивают за каждой дверью.

Медленно Аня поднималась по лестнице и остановилась в пролёте. Перед ней было огромное зеркало, в котором она увидела себя немного другой, изменившейся. Слева ступеньки вели вверх, а справа – темнота: ни перил, ни ступенек. Аню неудержимо влекло в эту тьму, и она, потеряв равновесие, качнулась. Ещё немного – и она полетела бы в эту бездну, но чья-то рука поддержала её, не дав упасть. Оторвав взгляд от зияющей, зовущей её тьмы, она подняла глаза и увидела своё собственное отражение, которое держало её за руку, и, вскрикнув, проснулась. Со вздохом Аня перевернулась на другой бок, рядом лежала смятая подушка, одеяло было откинуто, а часы на тумбочке показывали, что давно пора вставать. Торопливо выбравшись из кровати, она пошла умываться. В ванной стоял сильный запах дорогого мужского одеколона. Игорь ни с того ни с сего решил купить себе французский лосьон и неизменно пользовался им каждое утро после бритья. Ане нравился этот запах и то, что Игорь стал ходить в спортзал, похудел и в свои сорок восемь лет выглядел намного моложе. Причёсываясь у зеркала, Аня подумала о своём сновидении. Дома они с мамой и Лёнькой всегда рассказывали друг другу свои сны. Покойная бабушка хорошо умела их толковать. Чтобы она сейчас сказала, если бы Аня рассказала ей про эти ступеньки и зеркало? Наверное, покачала бы головой и сказала со вздохом: «Только бы к добру, Анечка. Только бы к добру». Поначалу, когда они с Игорем только поженились, Аня пыталась делиться с ним тем, что ей приснилось, но он презрительно фыркал: «Что ты как бабка старая со своими снами?». Сначала её это обижало, а потом она подумала, что, может быть, Игорь из тех людей, которые не помнят своих снов, и у него вызывали досаду и раздражение рассказы о них, ему, наверное, казалось, что она выдумывает.