Плоские камни, пригнанные один к другому, были тщательно очищены, а земля аккуратно собрана в ведро.

– Вот это работа! – одобрил он и наклонился, осматривая одну из плит. Распрямившись, он взял лежащую неподалёку лопату, копнул пару раз и снова присмотрелся. «Это ступенька, – подумал он, – ступенька, ведущая вниз. Улица, стена и комната уже находились на полметра ниже того уровня, на котором ему полагалось вести раскопки, даже при очень заниженной нулевой отметке. Сняв солнцезащитные очки, он вытер со лба пот. Самым разумным было бы оставить всё как есть, задокументировать то, что раскопали, вывезти ящики с найденным материалом, написать отчёт. Он понимал, что в Израиле, если нет ограничения на глубину, можно копать до бесконечности и находить всё более древние слои. На некоторых площадках так и делали, но только не там, где идёт строительство. На такой раскопке, как эта, полагается забрать артефакты только с той глубины, на которой ляжет фундамент, всё остальное так и останется здесь, погребённое под слоями земли, цемента и асфальта. Эли молча покивал головой, словно соглашаясь со своими умозаключениями, а потом, оглянувшись вокруг, позвал: «Захид, Абдул-Азиз! Здесь копайте!».

Пять ступенек вели вниз, там был земляной пол. Эта комната, расположенная в полуподвальном помещении, по всей видимости, была кухней, но прошло ещё два дня, прежде чем теория Эли подтвердилась. Помещение откопали, и в ход пошли метёлки. Они высвободили от пыли и песка около дюжины керамических сосудов разной величины. Там же нашли очаг. Без устали щёлкал фотоаппарат. Он запечатлел полуразрушенные стены и раскопанные ступеньки, слой сухой почвы и камней, из-под которых проступали очертания горлышек глиняных сосудов. Фотоаппарат увековечил улыбки Захида и Абдул-Азиза, весёлые, красные от солнца лица студентов. Работа продолжалась. Судя по тому, что почти все сосуды оказались целыми, Эли мог с уверенностью предположить, что не война и не землетрясение заставили людей покинуть это жилище. Разрушения, произошедшие здесь, были совершены временем и ничем другим. Только подумал он об этом, как услышал: «Эли! По-моему, это человеческие кости». Он подошел. Из-под пыли и сухих комьев земли были видны очертания чего-то похожего на тазобедренную кость. По удивительному стечению обстоятельств обнаружившей эти останки была Джулия Ландер, студентка из Чикаго, учившаяся на антропологическом факультете. «На ловца и зверь бежит», – подумал Эли, наклоняясь и беря в руку метёлку. Им пришлось долго трудиться для того, чтобы освободить весь скелет. Рядом нашли проржавевшую железную пряжку и кусочек кожи – по-видимому, бывший ремень. Бережно они переложили эти останки на сколоченные вместе две доски. Переложили так, чтобы все косточки до самой маленькой были там, где им положено быть, переместили вместе с кусочками земли, на которых лежали едва заметные нити истлевшей одежды. Из опыта других археологов Эли знал, что человеческий скелет должен быть увезён с площадки как можно скорее, пока об этой находке не узнало похоронное братство, которое будет настаивать на том, чтобы останки немедленно захоронили. «Надо сегодня же поехать в Иерусалим, в музей Рокфеллера, отвезти его на антропологическую экспертизу», – подумал Эли. Время, отпущенное на раскопку, подходило к концу, и он был очень рад тому, что удалось поднять. С площадки выносили последние артефакты: куски кожи, рукоятку от ножа, совершенно изъеденное ржавчиной лезвие и несколько целых кувшинов из того же квадрата.

– Напоминаю, – громко обратился он к студентам, – целые сосуды не вытряхивать и не мыть.