Работы много, вероятно, придётся отложить цикл картин, которые задумывал нарисовать, – кусочек капусты лег на левую часть тарелки. Можно стать известным, ведь авторские знаки будут на всех портретах – выловил кусочек моркови и расположил на правой части ободка. Но кто узнает неизвестного художника по подписи? Да и вообще неприятный тип, этот «Алексей Романович», – два кусочка капусты присоединились к первому. Возможность работать вне зависимости от погоды – морковка получила соседку. Приукрашивать – дело привычное, но чтобы вот так, из грязи в князи… – капуста. Количество картин потянет на персональную выставку, которая продолжится до очередного взбрендинга ресторатора – морковь. Решение денежного вопроса – опять морковь. Подумав, добавил ещё кусочек, потому что с финансами было совсем не так густо, как с овощами в борще.

По всему выходило – стоит согласиться, но душу обжигало неосознаваемое сопротивление.

Перейдя к рису с рыбой, художник попытался откопать в глубинах ума или сердца, что именно вызывало сомнения. Но мысль ускользала.

Перед глазами появился седовласый преподаватель худграфа Ефим Михайлович. Согнув морщинистый палец, перепачканный сиеной жжёной4 и кобальтом синим5, хриплым голосом он вещал: «Вы – свободные Художники! Запомните: если вы ставите деньги выше свободы, ваши картины никогда не станут произведениями искусства!»

Конечно, ему хорошо говорить. Член Союза художников, известный живописец в третьем поколении, с оплачиваемой работой в институте. Он мог позволить себе «не продаваться» и писать по велению души, отправляя работы на аукционы. Его картины хранились в государственных музеях и частных коллекциях, периодически выставлялись на известнейших выставках.

Но Анатолию нужно на что-то жить. И бесконечные портреты, которые он рисует изо дня в день, продаются лучше пейзажей и натюрмортов. Вон они, по полгода не могут найти покупателя.

Художник вздохнул. Вышел из столовой. Вернувшись на своё место, сунул пару монет продавщице кукурузы в благодарность за присмотр. Достал картины и, присев на корточки, принялся расставлять, укрепляя с обратной стороны самодельными подпорками. Решение так и не созрело.

Группа иностранных туристов остановилась перед небольшой экспозицией. Переводчик отделился от толпы:

– Сколько стоят?

– По пятьсот каждая, – ответил художник, даже не надеясь, что купят. Так бывало не раз за последние несколько месяцев.

И тут перед глазами зависли две бумажки. Он удивлённо вскочил и с улыбкой принял деньги. Две картины перекочевали в руки иностранцев.

«Вот так денёк, – подумал Анатолий. – Как воспринимать это послание судьбы? То ли согласиться на работу в ресторане, то ли, наоборот, это знак, что и остальные пейзажи смогу быстро продать?»

Мысли никак не хотели выстраиваться в ряд. Поэтому, когда Алексей Романович вновь предстал перед ним, художник вздрогнул.

– Ты чего, Толик? – хохотнул ресторатор. – Совесть не чиста?

– Задумался, – без тени улыбки ответил художник, вынимая изо рта деревянный кончик кисточки.

– И как? – Алексей Романович вальяжно приземлился на стул. – Чего надумал?

– Не знаю, – честно ответил Анатолий.

– У-у-у, – протянул Алексей Романович, – я-то думал, ты толковый мужик…

Художник молчал.

– Слушай, – нетерпеливо бросил ресторатор, потряхивая ногой, – ты давай решай уже. Может, о сумме беспокоишься? Так вот, – он протянул конверт. – Это аванс. Закончишь картинки как положено, заплачу в два раза больше, плюс расходные, само собой.

Анатолий с ровным выражением лица открыл конверт, но руки дрогнули: в нём лежало двадцать тысяч.