– А когда вы были в Стамбуле?

– С тридцать девятого по сорок второй.

– О, как давно. Наверное, все очень изменилось.

– Да, тогда ни автомобилей столько не было, ни зданий. Да и трасс таких не было.

Он затих. Я тоже ничего не говорила. Сулейман, не понимая, почему мы молчим, тревожно поглядывал в зеркало заднего вида.

На обратном пути тоже были пробки, мы снова ехали по обочине.

– Вы не могли бы убавить температуру?

Только услышав слова профессора, я поняла, как же в машине жарко. Сулейман тут баню устроил. Я попросила его понизить температуру. Затем помогла профессору снять серый шарф и черное пальто. На нем была белая рубашка с острым воротничком и вельветовый коричневый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Он совсем не был похож на человека, только что прилетевшего из Америки.

– Чувствуете джетлаг[10], мистер Вагнер?

«Ну ты даешь, – подумала я, только произнеся эти слова. – В таком возрасте, естественно, будет и джетлаг, и усталость».

– Пока нет, но утром точно буду.

– Этот вечер у вас свободен. Мы едем прямиком в отель, до утра сможете отдохнуть.

– В каком я буду отеле?

– В «Пера Палас».

Он слегка улыбнулся.

– Очень рад это слышать.

– Почему?

– Потому что я знаю этот отель, раньше останавливался.

– Он построен в 1895 году. Там писала Агата Кристи.

– Хорошо, что его до сих пор не снесли. Я читал, что в Стамбуле уничтожили много старых зданий.

– «Пера Палас» смог уцелеть. Вы больше не возвращались в Стамбул, профессор?

– Нет.

– Значит, – подсчитала я в уме, – прошло пятьдесят девять лет.

Профессор ничего не ответил. Мне было не по себе от воцарившейся тишины. Скорее не из любопытства, а чтобы что-то сказать, я спросила:

– В каком районе вы жили в те годы?

– В Беязыте. Снял там квартиру, чтобы было поближе к Стамбульскому университету.

– Вы знаете турецкий?

Он улыбнулся и ответил по-турецки:

– Немного. Очень мало.

Помолчав еще немного, он продолжил по-английски:

– Я выучил язык, когда преподавал здесь. Говорил кое-как, но уже забыл. Уехав из Стамбула, я больше ни с кем не говорил по-турецки.

– Сейчас вы освежите воспоминания. Так и язык немного вспомните.

На его лицо легла тень, он снова замолчал. «Он же так помрачнел не от того, что вспомнит язык?» – подумала я. Должно быть, тут что-то связано с его жизнью здесь, с моими словами о воспоминаниях. Я нашла для себя такое объяснение, допытываться не было смысла. Чем ближе к городу, тем плотнее было движение. Целый лес машин, с ума сойти… Я мрачно думала, как буду добираться до дома, когда устрою профессора в отеле. В дождливую погоду и такси было не найти – таксисты словно мстили тем, кто не хотел пользоваться их услугами в обычное время. Только и оставалось, что махать руками им вслед. Дорога на маршрутке займет не меньше часа. Уф, поселиться бы недалеко от университета, как профессор, но разве в том районе можно жить?

Керем вернулся из школы, уже давно сидит за компьютером. Надо будет приготовить ему поесть. В холодильнике есть что-нибудь готовое? В любом случае за стол он не сядет, еду я принесу ему в комнату. Он съест всё, не глядя ни на меня, ни на еду, как будто, если он оторвет взгляд от экрана, случится катастрофа. Клавиатура уже превратилась в продолжение его рук. Он отрывался от нее, только чтобы поспать.

А если попросить Сулеймана меня довезти, что он скажет? Безвозмездно он ничего не делал, смотрел на мир, ища, где бы ему урвать выгоду. Умом шофер не отличался, но, как другие ему подобные, был хитер.

Кажется, ум и хитрость находятся в обратной зависимости. Если чего-то не хватает, другого становится больше. Было что-то лукавое даже в том, как Сулейман умело вел машину, как выгонял заехавших на обочину, пугая их сигналом.