– Привет, как дела? – скажу я.

Не глядя на меня, он пробормочет что-то вроде «нормально».

Пойду на кухню, найду в холодильнике половинку пиццы, оставшуюся со вчерашнего дня, разогрею ее и вместе с банкой колы поставлю перед Керемом. Он возьмет пиццу, не отрывая взгляд от экрана. Я же пойду в ванную и, стоя под горячим душем, буду перебирать в голове события дня. Затем завернусь в белый банный халат и с мокрой головой пойду на кухню, сделаю себе бутерброд с сыром и устроюсь в гостиной перед телевизором. Буду одновременно жевать и смотреть новости про политику и экономический кризис, подробности совершенных сегодня преступлений, как ругаются друг с другом лидеры партий, как скачут на сцене певцы и певицы. Перед сном я пролистаю каналы в поисках какого-нибудь фильма, мне попадется фестивальное кино, очень модное в последние годы: мужчина придет домой и скажет «привет», женщина спустя четыре минуты ответит «привет», так мне снова расскажут об одиночестве и разобщенности в этой стране, где не продохнуть от толп людей.

Потом я крикну: «Керем, ложись уже», прекрасно зная, что он меня не послушает, и сама лягу спать. С полотенцем на влажных волосах я буду мечтать о других жизнях, других мирах. Стоит мне только положить голову на подушку и закрыть глаза, как я уже буду не Майей, а кем-то другим. Иногда влюбленной молодой девушкой, иногда политическим активистом, иногда искателем приключений… Кем-то из них или еще кем-нибудь, но непременно не Майей.

Я прочту про себя стихотворение Эмили Дикинсон «Другое небо», которое повторяю как минимум раз в день со студенческих лет и с которым я, как с молитвой, каждую ночь отхожу ко сну. И читая, буду тосковать по другому небу, конечно.

Выйдя из машины перед своим домом, я сделала все точно так же, как представляла себе, и легла в постель с полотенцем на голове. Но в ту ночь, прямо перед тем, как уснуть, я поняла с удивлением, что профессор произвел на меня впечатление и мне не терпится на следующий день его увидеть. Это что-то новое.

Через несколько часов я проснулась от неспокойного сна с другой мыслью: что мне делать с этим ребенком? Я неправильно его воспитываю, или это все дети такие? Недавно я вычитала в газете, что изобрели программу, автоматически выключающую компьютер, потому что сами дети сделать этого не могут. Купить такую, что ли? Керем со мной совсем не разговаривал. Да и не только со мной, ни с кем не разговаривал. Все его общение было в компьютере.

Когда я с огромным трудом и после долгих убеждений отвела Керема к психологу, тот сказал, что причина в «страхе перед жизнью»: «Вы удивитесь, как много таких детей. Мир стал жестоким и неуютным. Тем более в больших городах. Школы – рассадник насилия. Некоторые чувствительные и развитые дети, стремясь защитить свою личность, полностью закрываются и переносят общение в онлайн».

Лежа на спине, я открыла глаза. Должна была признаться: несколько дней назад, в то редкое воскресенье, когда Керем проводил день с отцом, я включила его компьютер. Мне хотелось узнать, чем он интересуется, и меня встретил поистине ужасающий мир. Я была поражена, увидев, как много порнофильмов предлагают в свободном доступе мальчикам-подросткам. Во всех этих фильмах женщин подвергали страшным унижениям, измывались над их телами ради мужского удовлетворения.

Что только ни делали несчастные девушки. Мужчины не стыдились их мучить, причинять такую боль, что слезы лились из глаз, доводили до рвоты и кровотечения, душили. Девушкам засовывали в рот мячи, их заковывали в цепи, связывали, как пакет, стегали плетьми, заставляли совокупляться с лошадьми, собаками, обезьянами, змеями. Были даже фильмы, где здоровые мужики насиловали маленьких девочек. Естественно, сами они этого не хотели, таковы были требования «рынка». Наверное, в порноиндустрии понятие «рынка» представало во всей своей омерзительности и пагубности.