Самая крупная из нэкомат встала на задние лапы и открыла рот с острыми иглами клыков.

– Мы чуем дыхание Ёми, – сказала она, снизойдя до человеческой речи.

Остальные кошки заволновались, задергали усами, и все как одна повернули морды назад. Хизаши уже смотрел в том направлении, и тонкий, пока едва уловимый запах скверны, вонь, проникающая сквозь аромат свежей травы и влажной земли, долетел до него издалека. Вспомнилась деревня Сотомичи, отравленная ядовитыми испарениями преисподней, и он понял, что ждет не только долину Хоси, но и близлежащие города и селения. Если бы он был тем, кого оммёдзи отправили во тьму, чего бы он хотел даже больше, чем выбраться на свет?

Мести.

И самое страшное, Хизаши не мог до конца осудить Хироюки за это желание. Ведь разве он сам не такой же? Разве не жажда мести руководила его мыслями и поступками, толкнула на опрометчивый шаг, который причинил Кенте такие страдания?

– Хизаши? – теплые пальцы коснулись запястья. – О чем ты думаешь?

Кента стоял рядом и заглядывал в лицо. Нэкоматы пошли дальше, прочь от угрозы, а они пятеро должны были сделать ровно наоборот.

– Хироюки хочет отомстить. Не знаю, чего он добивался изначально, но, если верить не только общепринятой легенде, но и рассказу Ниихары, его обманули и одолели даже не трое на одного, а целая армия оммёдзи. И вот он унижен, побежден и низвергнут на долгие двести лет.

– Звучит так, будто ты ему сочувствуешь, – пробормотал Мадока.

– Нет-нет, продолжай, – поддержал Кента. – Ты считаешь, он вернулся, прежде всего, отомстить тем, кто его низверг?

– Они давно мертвы, – покачал головой Учида, – это бессмысленно.

– Для людей, может, и да. Но кто, как не ты, знает, что за грехи отцов отвечают их дети?

Взбунтовавшийся ветер поднял на вершину холма затхлый запах застоявшейся воды и гниющих растений с удушливой сладостью мертвых лилий. И тот же ветер, точно маленький ребенок, подхватил побелевшие волосы Хизаши, обрадовавшись новой игрушке, и спутал длинные пряди.

– Ему все равно, что те самые оммёдзи мертвы, – продолжил он. – В мире осталось полным полно других.

Хизаши ничем не мог доказать свою правоту, но все, и он сам, чувствовали – из них сейчас именно он способен понять врага лучше кого бы то ни было. Дело ли в нечеловеческой природе или родственной связи, но, глядя вдаль, Хизаши видел не переплетение улиц и крыши домов, а лицо Хироюки, знакомое до последней черточки и одновременно чужое, и читал в нем чувства, когда-то наполнявшие и его. Несправедливость заставляет сердце черстветь. Несправедливость, растянувшаяся на столетия, превращается в глухой доспех, под которым бушует настоящее адское пламя обиды и ненависти.

Хироюки вышел на тропу войны, и в этот раз у него гораздо больше шансов сойти с нее победителем.

Следующими их покинули Сасаки Арата и ставшая снова невидимой Аканэ. После встречи с напуганными нэкоматами он решил оставить друзей и лично сообщить обо всем в Кёкан. Его отпустили из школы для спасения Куматани Кенты, и с этим делом он неведомо как, но справился. Но ситуация изменилась, теперь одного ученика недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу, и Сасаки обещал сделать все, от него зависящее, дабы убедить в этом своего главу.

– Я не прощаюсь, – сказал он непривычно серьезно, даже строго. – И вы, прошу, дождитесь моего возвращения в целости и сохранности. Уверен, в Кёкан не останутся равнодушны и непременно окажут помощь. Только дождитесь.

– Главное, чтобы они не выдали нам еще одного недоученного ученика, – фыркнул Хизаши, хотя на самом деле был растроган и малость опечален расставанием.