Он прошел деревню насквозь и вышел к реке, где у берега под присмотром старухи купались маленькие человечки. Хизаши не стал приближаться, но зрелище его заворожило: солнце искрилось в туче поднимаемых брызг, детеныши хохотали и визжали, трепыхаясь в воде, а старуха клевала носом, изредка покрикивая на них, когда просыпалась. Хизаши порой ловил себя на пугающей мысли – а каково бы было, окажись он одним из них? Ведь чем-то смертные заслужили столько места в этом мире. Хоть они и жили недолго, все равно умудрялись оставлять память о себе даже после того, как исчезали. Хизаши минуло уже очень много зим и лет, но он так и не понял, чего в людях особенного, что так и тянуло к ним, смотреть, изучать, притворяться ими, пусть и ненадолго.

Когда старуха обернулась, разбуженная окончательно пристальным немигающим взглядом из тени, под деревьями уже никого не было. А хэби по имени Хизаши вернулся в лес и, едва пересек его границу, обратился серебряной змейкой и пополз домой дожидаться ночи.

С заходом солнца жизнь в людских поселениях замирала, тогда как из всех потаенных мест вылезали всевозможные духи и ёкаи. Воздух немного подостыл, и Хизаши выбрался из норы и поднялся на хвосте – не самая распространенная среди его знакомых змей привычка. Юркие итати уже вовсю перебирались с ветки на ветку, пугая древесных духов кодама, блуждающие огоньки играли в догонялки в густых кронах, перекрикивались визгливо лисицы, мерзко шуршали в траве тонкие лапки цутигумо[18]. Лес оживал, раскрашивался призрачными огнями и блеском хищных глаз.

Хизаши пополз знакомыми тропками, пока не оказался на опушке. К тому времени взошла луна, и ее серебряный свет заливал заброшенную дорогу, поросшую травой. Огоньки, сопровождавшие Хизаши на его пути, отпрянули, когда он увеличился в размерах, выпрямился на длинном мощном хвосте, откинул назад белоснежные волосы и зыркнул на них розовоглазым хмурым взглядом.

– А ну кыш, надоели.

Огоньки замерцали, точно слова Хизаши рассмешили их, но стоило щелкнуть когтями, как малышек будто ветром сдуло. Он довольно оскалился, поправил голубое кимоно с рисунком из облаков и выполз на дорогу. В тот же миг воздух замерцал, и рядом с ним возникла призрачная лиса – рэйко. Она поднялась на задние лапы, попрыгала на месте и в итоге просто оторвалась от земли и застыла полупрозрачным силуэтом с просвечивающим сквозь голубоватую дымку тела белым лисьим скелетом. Заметила Хизаши, и глаза вспыхнули парой зеленых огней.

– Кого я вижу? – протянула рэйко и пару раз провернулась кругом, по-прежнему не касаясь лапами земли. – Неужели сам Хизаши-сан выбрался из своей темной норы на Парад?

Не иначе как от переизбытка эмоций, она перекувыркнулась через голову и на несколько мгновений превратилась в светящийся маленький шарик, а потом снова стала духом лисы. Хизаши посмотрел на ее кривляния, развернулся и важно пополз прочь, приминая за собой высокую траву. Кицунэ – мохнатые ли, призрачные – были одинаково утомительны и вечно мололи чепуху, лишь бы привлечь к себе внимание. Только что на задних лапах не плясали, как нэкоматы.

– Эй, подожди меня, – тявкнула рэйко, догнала его и поплыла по воздуху рядом, мотая бесплотным хвостом.

За ней тянулся шлейф озорных лисьих огней, кицунэ-би, похожие в темноте на точки фонариков, только их никто не нес. Сейчас же было слишком светло от луны, и кицунэ-би жались к рэйко, как перепуганные щенки.

– Говорят, скоро сменится предводитель Хякки-яко, – вновь открыла рот призрачная лиса.

– А мне что с того? – скучающе ответил Хизаши, хотя, если честно, ему стало немного любопытно. Возглавлять ночное шествие было весьма почетно.