Это – его знаменитейшее стихотворение «К птице» (другой вариант перевода названия – «К ласточке»). Оно послужило для него первой ступенькой к взлету, но пока еще этот взлет, вслед за его «ласточкой», был впереди.

Он записал стихотворение на листе бумаги и положил его в карман. Потому что он собирался в путь.

Девятнадцатилетний Бялик не мог больше находиться в оковах, наложенных на него дедом. Они олицетворяли то прошлое, из-за верности которому, точнее, из-за отсутствия альтернативы, опустел бейт-мидраш. Они олицетворяли то, из-за чего плакала, разрывая его сердце, Шхина.

Его путь лежал в Одессу. Реб Яаков Моше не пережил бы этого, если бы только он об этом узнал. Для него этот город был проклятым местом, где обосновались и развернули свою деятельность ненавистные «маскилим».

Но Хаим Нахман и не собирался огорчать деда. Он все продумал. Яаков Моше ничего не должен был знать о его пребывании в Одессе. Письма из Житомира его сосед по комнате в Воложине должен был пересылать на его одесский адрес, а свои ответные письма он собирался слать в Воложин, чтобы уже оттуда его друг отправлял их с местной почты в Житомир.

В Одессе, с помощью другого своего друга из ешивы, сына рава Абельсона, он нашел комнату на съем и кое-какую подработку – уроки иврита. В обмен на них, в дополнение к небольшой оплате, он получал от отца своих учеников уроки немецкого языка. Ему пришлось также снова срочно взяться за русский язык, потому что его ученики говорили по-русски. В этот период он погрузился в чтение Достоевского, Гоголя, Пушкина.

Рав Абельсон познакомил его с писателем Моше Лилиенблюмом. Прочитав стихотворение «К птице», тот направил Хаима Нахмана к Ахад ха-Аму.

Дрожащими руками протянул юный Бялик невероятно уважаемому им писателю листок со своим стихотворением. Только глянув на него, Ахад ха-Ам сразу же сказал, чтобы он побыстрее шел к Йеошуа Равницкому, который как раз начинает выпускать журнал «Пардес».