В конце концов он переехал в Одессу и занялся преподаванием в «Образцовом хедере», вместе с Симхой Бен-Ционом Гутманом, ставшим ему близким другом. Он вызвал к себе Маню и снял двухкомнатную квартиру. Ему нравилось, что квартира дешевая, хоть и темная и тесная. Он поставил свой письменный стол под небольшим окном.

А Маню угнетала темнота и теснота в ее новом доме. К тому же, школа, в которой работал Бялик, закрылась через год, и его заработок опять оказался под угрозой. Он даже пытался открыть с компаньоном магазин по продаже древесины и угля, но этот бизнес быстро прогорел. Бялики жили на сбережения, отложенные им в Сосновицах.

Угнетало супругов Бялик еще и то, что их брак оказался бездетным. Переживали из-за этого и Манины родители, и мать Хаима Нахмана Дина Прива, которую он вызвал к себе и поселил в их одесской квартире. Маня ходила к лучшим врачам, но те не находили у нее никаких проблем и не могли ничем помочь.

К началу его одесского периода, то есть к тому моменту, когда он смог наконец-то впервые создать собственный семейный дом и поселить в нем свою жену в качестве хозяйки, относится это стихотворение:

Вместе с Равницким он создал в эти годы издательство «Мория», от которого впоследствии отделилось издательство «Двир», и они начали вдвоем большую работу над «Сефер Агада» – сборником мидрашей.

Бялик опекал молодых поэтов, которые его обожали – Яакова Фихмана, Залмана Шнеура. Со своей стороны, он восхищался поэзией Черниховского. Его собственная творческая жизнь в этот период была очень насыщенной, он писал и стихи, и прозу. Его повести «Арье Бааль-Гуф» и «За оградой» вдохновлены воспоминаниями о жизни в пригороде, в котором он провел детство. Он написал также большую поэму под названием «Мертвецы пустыни», которая должна была стать сказкой-легендой для детей (вначале она была ему заказана детским изданием «Олам Катан»), но переросла во вполне «взрослое» эпическое произведение о героях-великанах, обреченных умереть в пустыне на пороге обетованной земли и восставших из-за этого против Бога. Поэма была напечатана в «Шилоахе» и вызвала целую бурю откликов.

В этот же период, почти через десять лет после появления в «Пардесе» его «Птицы», вышел наконец первый сборник стихотворений Бялика. По следам этой книги его стали называть в критических статьях «поэтом гетто», «поэтом слез» и даже «поэтом-пророком».

Хаим Нахман Бялик был близок к тому, чтобы называться также и национальным поэтом. До этого титула ему оставался еще один шаг, один экзамен – и вскоре он сдал этот экзамен, бросив вызов и заняв свою собственную позицию по самому важному и самому насущному в то время для народа вопросу.

«Бялик отказывается от служения кому и чему бы то ни было на свете. Для него еврейский народ не только самоцель, но и больше того: над свежими гробами братьев, прямо в лицо всем пляшущим „на празднике чужом“, он провозглашает, что благо родного племени есть для него единственное оправдание мира, единственный смысл бытия и вселенной, и вне этого блага все для него ложь», – писал о нем Зеэв Жаботинский.