– Тише ты! А то разбудишь маму, – толкнула Асет брата.
– А ты не толкайся, – обиженно ответил Анас. Дети зашли. Первая подбежала Асет и осторожно дотронулась рукой до тела матери. Девочка обрадованно вскрикнула:
– Анас, смотри! Наша мама такая теплая! Анас подошел.
– Вот видишь! Я же говорил, что она просто спит… а все плачут почему-то… Дети с улыбкой прижимались к еще не остывшему телу матери. Забежала Написат.
– О Аллах! Кто вам позволил сюда зайти? Несчастные вы мои, – женщина не сдержала рыданий.
Она схватила Анаса и Асет за руки и хотела вывести, но дети уцепились за тело матери:
– Деца (тетя, с чеч) Не уводи нас, оставь с мамой, – кричали мальчик с девочкой, перебивая друг друга. Анас еще отступил, а Асет обхватила обеими ручонками тело умершей матери.
– Оставь меня с мамой!!! – кричала она, захлебываясь в слезах. Анас стоял растерянный. Его испугала неподвижность матери. Написат еле отцепила девочку от кровати и вывела детей на улицу…
III
Вот так неожиданно для всех завершился короткий жизненный путь шаройской красавицы. Тогда на вечеринке бабушки Субайды, она станцевала последний раз в своей жизни и раскрылась всем сердцем навстречу этому теплому весеннему вечеру, как будто хотела напоследок вдохнуть в себя его прохладу… А дальше? А дальше продолжалась жизнь. Магомед-Мирзе с каждым часом становилось хуже. Хамид теперь проводил все время с отцом. Старик был без памяти, только изредка, в ночном бреду повторял имя так рано ушедшей из жизни дочери.
Хамид решил сразу же сообщить Хайрулле о случившемся, но сам поехать в город не мог, бросив умирающего отца. Да и в глубине души признавал, что не смог бы, никогда не смог бы посмотреть ему в глаза и сказать, что ее больше нет. Мужчина решил отправить старшего сына Адама. Адам был бойким парнем, хорошей опорой отца. Недавно обзавелся семьей, и несмотря на свой молодой возраст, успевал во всем, всегда помогал и Муъминат. Малик просился с ним в город к отцу, но тетя не отпустила ни за что.
Ранним утром Адам отправился в путь. Преодолев дорогу, пройдя через конвоиров, посты и многое другое он оказался на пороге Грозненской тюрьмы. Сердце парня забилось сильнее…
– И зачем же именно мне выпала миссия, чтобы сообщить эту горькую новость Хайрулле? Как я смогу сказать ему, что его малолетние дети остались без матери??? О Аллах! Даруй ему и нам терпения! – шептал про себя Адам.
Тревога охватила и Хайруллу, когда ему сообщили о свидании. С Шароя редко кто приходил… Хайрулла сидел за маленьким столом и пил небольшими глотками чай, точнее горячий кипяток. Адам зашел и поздоровался:
– Ассаламу-Алейкум, Хайрулла.
– Ва алейкум салам, Адам, садись, – слегка приподнялся Хайрулла. Адам замялся. Я пришел… я сразу скажу зачем… я, ты сильный человек… я знаю, что ты на все смотришь здраво…
– Что случилось? – сухо оборвал его Хайрулла.
– Она умерла… – его голос сорвался, губы задрожали. Адам опустил голову и закрыл рукой глаза, – пусть Аллах смилуется над ней, – прошептал он сквозь слезы.
Железная кружка с рук Хайруллы с грохотом упала на бетонный пол. Что угодно ожидал он услышать, что угодно, но не это. Адам выбежал из помещения, не попрощавшись, не сказав ничего Хайрулле.
– Не дорос я, видимо, еще, чтобы сообщать такие новости. Как же рано ты нас покинула, тетя! – шептал он на улице, опустившись на железную лавочку. А Хайрулла сидел неподвижно. В час этого безумства и безрассудства, перед его глазами, как черно-белая кинолента пробегала вся жизнь – образы своих детей, которые в одночасье остались и без матери, и без отца в этом суровом горном краю, обиды, нанесенные ей, пусть даже и невзначай, первые чувства, разбудившие его заросшее бурьяном сердце… Вассо у родника, сумасшедший взгляд ее черных глаз, наполненный огнем, та осенняя ночь, когда она подала ему хрупкую руку, спасая его имя и честь… тяжелые роды, когда она подарила ему сына и дочь, отара овец, за которой она бесстрашно погналась на чужом коне – все эти жизненные кадры вставали перед глазами, меняя друг друга как в калейдоскопе. И виной всему произошедшему он считал лишь себя, свой крутой нрав, неумение жить и ладить с жизнью. Хайрулле казалось не окажись он за решеткой, Муъминат была бы жива.