Выпив втихаря, собутыльники зашептались.

– Сколько золотых слитков было в казне? – тихо спросил Олег.

– Думаю, немного или их совсем не было, – прошептал эксперт по истории Востока.

– Пятьдесят тысяч слитков хватит?

– Однахо, достовернее, что в казне хранились золотые и серебряные монеты: персидские туманы, хорезмские динары и дирхемы. Может даже – китайские бронзовые деньги цянь.

– На хрена нам бронзовые копейки. Заполню казну золотыми монетами, так весомее будет.

Напечатав строчку, Олег опять спросил:

– Сервиз на шесть персон потянет?

– Однахо, на празднество собиралось намного больше монголов. Иногда монгольские воины устраивали пир на телах побежденных.

– Что, прямо на трупах сидели?

– Пировали на деревянном настиле, установленном на живых пленниках.

– Ни хрена себе праздник. Ладно, пусть сервиз будет на сто злодеев, остальная посуда разбилась. Что там дальше мы найдем?

– Женские украшения. Золотые и серебряные.

– Серебряные выбросим. Сотни золотых брошек и цепочек, я думаю, хватит на гарем.

– Однахо, у Исунке была одна жена, а, может, и совсем не было супруги.

Коммерческий директор почесал макушку и решил не вдаваться в подробности семейной жизни племянника Чингисхана, а просто впечатал количество украшений.

– А без черепков и ржавых сабель мы обойдемся, – произнес он, потянулся спиной, хрустнув позвонками, и громко объявил: – Доходы превышают расходы. Прошу завизировать, Меркурий Сократович.

Директор, не поднимаясь с кровати, болезненно сузил глаза и стал изучать смету расходов:

Поморщившись, Анатолийский произнес:

– Ты что в узбекской школе учился? В горном кишлаке? Правильно пишется: «архЕОлогический», а не «архИлогический», «кОмплектов», а не «кАмплектов». В слове «коммерческий» пишется два «м». Перстни, брошки выкини, напечатай «Драгоценные украшения».

– Да какая разница? В банке не слова читают, а цифры считают, – пренебрежительно ответил Пиханов.

– Бензина хватит до Калининграда и обратно. И можно подумать, что УАЗ будет ломаться каждый день.

– Всегда надо запас закладывать, – обиделся Олег. – Мало ли куда деньги потребуются.

– Исправь ошибки. На бензин и запчасти оставь по триста рублей, остаток перебрось на новую статью расходов: «Зарубежные поездки по изучению стоимости сокровищ татаро-монгольского наследия». И убери калькулятор! Это не солидно. Я тебе свой подарю.

Пиханов расцвел в улыбке и с надеждой спросил:

– Меня за бугор возьмете?

– Поедешь в Монголию, если пробьешь кредит, – пообещал Анатолийский.

В 14 часов 15 минут Пиханов бесцеремонно расталкивал посетителей банка, расчищая путь бледному Анатолийскому. Меркурий все еще чувствовал себя плохо и жевал «Дирол», перебивающий перегар. От него исходил запах дорогой туалетной воды, щедро политой при выходе из дома.

– Дарья Никитична у себя? – громко спросил в приемной Пиханов, не обращая внимания на тихо сидящую очередь.

– Она занята, не входите, – заверещала молоденькая секретарша, вскочив из—за стола и пытаясь заслонить худенькой грудью массивную дверь.

Пиханов легко отжал плечом девушку и вошел в кабинет начальника, как к себе домой. Через пару минут кабинет поспешно покинул человечек бухгалтерского вида, а в приемную высунулась взлохмаченная голова Олега, громогласно объявив:

– Нас ждут! Меркурий Сократович. Проходите.

Анатолийский зашел в просторный кабинет со страдальческой миной пациента стоматолога.

Дарья Никитична, упитанная женщина лет пятидесяти, со всё ещё красивыми чертами лица, поднялась из-за стола и протянула пухлую ладонь посетителю:

– Устьянцева, управляющая Промстройсельхозбанком.

Меркурий вяло пожал мягкую ручку. Без галантного комплимента вручил увядающей женщине коробочку французских духов.